Путь Одиссея

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Путь Одиссея » Искусство » Патриотическая поэзия


Патриотическая поэзия

Сообщений 1 страница 17 из 17

1

Патриотическая поэзия

Никогда мы не будем братьями
ни по родине, ни по матери.
Духа нет у вас быть свободными –
нам не стать с вами даже сводными.
Вы себя окрестили «старшими» -
нам бы младшими, да не вашими.
Вас так много, а, жаль, безликие.
Вы огромные, мы – великие.
А вы жмете… вы всё маетесь,
своей завистью вы подавитесь.
Воля - слово вам незнакомое,
вы все с детства в цепи закованы.
У вас дома «молчанье – золото»,
а у нас жгут коктейли Молотова,
да, у нас в сердце кровь горячая,
что ж вы нам за «родня» незрячая?
А у нас всех глаза бесстрашные,
без оружия мы опасные.
Повзрослели и стали смелыми
все у снайперов под прицелами.
Нас каты на колени ставили –
мы восстали и всё исправили.
И зря прячутся крысы, молятся –
они кровью своей умоются.
Вам шлют новые указания –
а у нас тут огни восстания.
У вас Царь, у нас - Демократия.
Никогда мы не будем братьями.

Анастасия Дмитрук

Верните нам наше небо,
верните нам наш покой!
Зачем вы пришли, соседи?
Зачем вы пришли с войной?
Мы с вами детей крестили
и пили на брудершафт…
Зачем вы нас оцепили
колонной своих солдат?
Нам много досталось боли –
хороним своих сыновей.
Мы видели много горя,
мы стали еще сильней.
Зачем вы пришли, ребята?
За что собрались воевать?
Мы выстоим брат за брата,
нас тоже учили стрелять.
Мы выстоим - у нас Воля,
ее не возьмет автомат.
Мы вам не сдадимся без боя,
все церкви пусть бьют набат.
Мы видели смерть, ребята,
ей смело смотрели в глаза.
Не надо войны, не надо…
Потом не вернешь назад.

Анастасия Дмитрук

А литовцы на стихи украинской поэтессы записали песню. У многих накипело.

У створенні ж пісні взяв участь хор музичного театру Клайпеди. Музика - Віргіса Пупшіса , виконавці - Віргіс Пупшіс, Яронімас Міліус, Кестутіс Невуліс, Гінтаутас Літінскас.
Читайте більше тут: http://expres.ua/digest/2014/04/06/1045 … y-ne-budem

http://www.youtube.com/watch?v=jj1MTTArzPI#t=197

Отредактировано Isida (2014-04-06 16:44:36)

2

Очень интересная задумка от Исиды. Поддержим начинание.

3

4

5

Сидел я, брови сдвинув
И ногу на ногу закинув,
А щеку подперев рукой,
И обсуждал вопрос такой:
Как надо жить на свете.
Но кто решит задачи эти?
Нам надобно достичь трех благ.
И ни одно не обойти никак.
Два первые — богатство и почет.
Они друг другу часто портят счет.
А третье — божья благодать,—
Ее превыше тех должны мы почитать.
Все три хотел бы я собрать в одно,
Но, к сожаленью, людям не дано,
Чтобы почета, божьей благодати,
Да и богатства, кстати,
Один был удостоен в полной мере.
Судьба пред нами закрывает двери,
Предательство в засаде ждет,
Насилье сторожит и выход наш, и вход.
Забыли мы о праве и покое.
Покуда эти двое так больны, не могут быть здоровыми те трое.

Walther von der Vogelweide (1170-1230)

http://music.zakon.kz/84187087-walther- … -uf-e.html

Отредактировано Лена (2014-11-03 09:28:16)

6

7 ноября- День рождения Н. И. Махно.

Он был истинным борцом за Свободу Украины и Справедливость.
Вечная память!

Проклинайте меня, проклинайте,
Если я вам хоть слово солгал,
Вспоминайте меня, вспоминайте,
Я за правду, за вас воевал.
За тебя, угнетенное братство,
За обманутый властью народ.
Ненавидел я чванство и барство,
Был со мной заодно пулемет.
И тачанка, летящая пулей,
Сабли блеск ошалелый подвысь.
Почему ж от меня отвернулись
Вы, кому я отдал свою жизнь?
В моей песни не слова упрека,
Я не смею народ упрекать.
От чего же мне так одиноко,
Не могу рассказать и понять.
Вы простите меня, кто в атаку
Шел со мною и пулей сражен,
Мне б о вас полагалось заплакать,
Но я вижу глаза ваших жен.
Вот они вас отвоют, отплачут
И лампады не станут гасить...
Ну, а батько не может иначе,
Он умеет не плакать, а мстить.
Вспоминайте меня, вспоминайте,
Я за правду, за вас воевал...

Н.И.Махно, 1921г.

7

Раб, который стал царем

Три вещи в дрожь приводят нас,
Четвертой -- не снести.
В великой Kниге сам агур
Их список поместил.

Все четверо -- проклятье нам,
Но все же в списке том
Агур поставил раньше всех
Раба, что стал царем.

Авгур поставил раньше всех
Раба, что стал царем.

Коль шлюха выйдет замуж, то
Родит, и грех забыт.
Дурак нажрется и заснет,
Пока он спит -- молчит.

Служанка стала госпожей,
Так не ходи к ней в дом!
Но нет спасенья от раба,
Который стал царем!

Он в созиданьи бестолков,
А в разрушеньи скор,
Он глух к рассудку -- криком он
Выигрывает спор.

Для власти власть ему нужна,
И силой дух поправ,
Он славит мудрецом того,
Кто лжет ему: "Ты прав!"

Он был рабом и он привык,
Что коль беда пришла,
Всегда хозяин отвечал
За все его дела.

Когда ж он глупостью теперь
В прах превратил страну,
Он снова ищет на кого
Свалить свою вину.

Он обещает так легко,
Но все забыть готов.
Он всех боится -- и друзей,
И близких, и врагов.

Когда не надо -- он упрям,
Когда не надо -- слаб,
О раб, который стал царем,
Все раб, все тот же раб.

О раб, который стал царем,
Все раб, все тот же раб.

Р.Киплинг

8

Стихотворение, которое нужно прочитать дважды

Я — часть потерянного поколения
И я отказываюсь верить, что
Я могу изменить этот мир.
Я понимаю, возможно, это шокирует вас, но
«Счастье уже внутри тебя»
— Это ложь, на самом деле.
Деньги сделают меня счастливым
И в тридцать лет я расскажу своему ребенку, что
Он — не самая важная вещь в моей жизни.
Мой босс будет знать, что
Мои принципы:
Работа
Важнее, чем
Семья
Послушайте:
С давних пор
Люди живут семьями
Но сейчас
Общество никогда не будет таким, как прежде
Эксперты говорят мне
Через тридцать лет я буду праздновать десятилетие моего развода.
Я не верю, что
Я буду жить в стране, которую сам создам.
В будущем
Уничтожение природы станет нормой.
Никто не верит, что
Мы сохраним нашу прекрасную планету.
И конечно
Мое поколение уже потеряно.
Глупо полагать, что
Есть надежда.

А теперь прочитайте стихотворение снизу вверх.

Этот «белый стих» читается в обе стороны как символ двух противоположных сюжетов развития человечества. Какой из них выбрать — решать вам.

Перевод: Дмитрий Чернышев (mi3ch)
Автор: Джонатан Рид "Потерянное поколение"/"Есть надежда"

9

Александр Пушкин, «Полтава»
…Без милой вольности и славы
Склоняли долго мы главы
Под покровительством Варшавы,
Под самовластием Москвы.
Но независимой державой
Украйне быть уже пора…

подборка разных мнений разных авторов УКРАИНА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ: ОТ ПУШКИНА ДО БРОДСКОГО

10

И было так: четыре года
В грязи, в крови, в огне пальбы
Рабы сражались за свободу,
Не зная, что они - рабы.
А впрочем - зная. Вой снарядов
И взрывы бомб не так страшны,
Как меткий взгляд заградотрядов,
В тебя упертый со спины.
И было ведомо солдатам,
Из дома вырванным войной,
Что города берутся - к датам.
А потому - любой ценой.
Не пасовал пред вражьим станом,
Но опускал покорно взор
Пред особистом-капитаном
Отважный боевой майор.
И генералам, осужденным
В конце тридцатых без вины,
А после вдруг освобожденным
Хозяином для нужд войны,
Не знать, конечно, было б странно,
Имея даже штат и штаб,
Что раб, по прихоти тирана
Возвышенный - все тот же раб.
Так значит, ведали. И все же,
Себя и прочих не щадя,
Сражались, лезли вон из кожи,
Спасая задницу вождя.
Снося бездарность поражений,
Где миллионы гибли зря,
А вышедшим из окружений
Светил расстрел иль лагеря,
Безропотно терпя такое,
Чего б терпеть не стали псы,
Чтоб вождь рябой с сухой рукою
Лукаво щерился в усы.
Зачем, зачем, чего же ради -
Чтоб говорить бояться вслух?
Чтоб в полумертвом Ленинграде
От ожиренья Жданов пух?
Чтоб в нищих селах, все отдавших,
Впрягались женщины в ярмо?
Чтоб детям без вести пропавших
Носить предателей клеймо?
Ах, если б это было просто -
В той бойне выбрать верный флаг!
Но нет, идеи Холокоста
Ничуть не лучше, чем ГУЛАГ.
У тех - все то же было рабство,
А не пропагандистский рай.
Свобода, равенство и братство...
Свободный труд. Arbeit macht frei.
И неизменны возраженья,
Что, дескать, основная часть
Из воевавших шла в сраженья
Не за советскую-де власть,
Мол, защищали не колхозы
И кровопийцу-подлеца,
А дом, семью и три березы,
Посаженных рукой отца...
Но отчего же половодьем
Вослед победе в той войне
Война со сталинским отродьем
Не прокатилась по стране?
Садили в небеса патроны,
Бурлил ликующий поток,
Но вскоре - новые вагоны
Везли их дальше на восток.
И те, кого вела отвага,
Кто встал стеною у Москвы -
За проволоками ГУЛАГа
Поднять не смели головы.
Победа... Сделал дело - в стойло!
Свобода... Северная даль.
Сорокаградусное пойло,
Из меди крашеной медаль.
Когда б и впрямь они парадом
Освободителей прошли,
То в грязь со свастиками рядом
И звезды б красные легли.
Пусть обуха не сломишь плетью,
Однако армия - не плеть!
Тому назад уж полстолетья
Режим кровавый мог истлеть.
И все ж пришел конец запретам,
Но, те же лозунги крича,
Плетется дряхлый раб с портретом
Того же горца-усача.
Он страшно недоволен строем,
Трехцветным флагом и гербом...
Раб тоже может быть героем,
Но все ж останется рабом.
И что ж мы празднуем в угоду
Им всем девятого числа?
Тот выиграл, кто обрел свободу.
Ну что же, Дойчланд - обрела.
А нас свобода только дразнит,
А мы - столетьями в плену...
На нашей улице - не праздник.
Мы проиграли ту войну.

9 мая 2002. Юрий Нестеренко

11

Я всё ищу добра, а нахожу лишь зло.

12

Артюр Рембо
Патриотическая поэзия

Венера! Юность мира!
                 Я Сожаленья полн о временах Кибелы,
                 Что больше фавнов нет, похожих на зверей,
                 Богов, которые грызут кору ветвей
                 И белокурых нимф целуют среди лилий.
                 Я сожаленья полн, что минул век сатира,
                 Под взглядом радостного Пана соки всей
                 Вселенной - воды рек, кронь листьев и корней;
                 Когда дрожала под стопой его козлиной
                 Земля зеленая и лился над долиной
                 Из сладостной его цевницы гимн любви.
                 Прислушивался Пан и слышал, как вдали
                 Его призыву вся Природа отвечала,
                 И роща на ветвях поющих птиц качала,
                 Земля баюкала людей, и всем зверям
                 Любовь, всесильный бог, свой открывала храм.
                 Я сожаленья полн о днях, когда бурлили
                 Которая неслась на колеснице белой,
                 Сверкая красотой средь блеска городов;
                 Жизнь вечная лилась из двух ее сосцов,
                 Струями чистыми пространство наполняя;
                 К ее святой груди блаженно припадая,
                 Был счастлив Человек, и так как сильным был,
                 Он целомудрие и доброту хранил.

13

ПРИТЯЖЕНЬЕ ЗЕМЛИ Роберт Рождественский
   
Как безмерно оно - притяженье Земли,
Притяженье полей и печальных ракит,
Всех дорог, по которым мы в детстве прошли,
И дорог, по которым пройти предстоит.

Там горы высокие,
Там степи бескрайние,
Там ветры летят, по проселкам пыля.
Мы - дети Галактики,
Но самое главное -
Мы дети твои, дорогая Земля!

Притяженье Земли, притяженье садов,
И закатов, и сосен в пушистом снегу,
Небольших деревень и больших городов,
И ночного костра на пустом берегу...

Не изменится этот порядок вещей,
И настигнет меня, и припомнится мне:
Притяженье Земли, притяженье друзей,
Притяженье любимой в далеком окне.

Там горы высокие,
Там степи бескрайние,
Там ветры летят, по проселкам пыля.
Мы - дети Галактики,
Но самое главное -
Мы дети твои, дорогая Земля!

14

ИОСИФ БРОДСКИЙ «ПИЛИГРИМЫ»

Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звёзды горят над ними,
и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным,
и сомнительно нежным,
мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но всё-таки бесконечным.
И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
...И, значит, остались только
иллюзия и дорога.
И быть над землёй закатам,
и быть над землёй рассветам.
Удобрить её солдатам.
Одобрить её поэтам.

15

ИОСИФ БРОДСКИЙ "Представление" (1986)

Михаилу Николаеву
     Председатель Совнаркома, Наркомпроса, Мининдела!
     Эта местность мне знакома, как окраина Китая!
     Эта личность мне знакома! Знак допроса вместо тела.
     Многоточие шинели. Вместо мозга -- запятая.
     Вместо горла -- темный вечер. Вместо буркал -- знак деленья.
     Вот и вышел человечек, представитель населенья.

        Вот и вышел гражданин,
        достающий из штанин.

        "А почем та радиола?"
        "Кто такой Савонарола?"
        "Вероятно, сокращенье".
        "Где сортир, прошу прощенья?"

     Входит Пушкин в летном шлеме, в тонких пальцах -- папироса.
     В чистом поле мчится скорый с одиноким пассажиром.
     И нарезанные косо, как полтавская, колеса
     с выковыренным под Гдовом пальцем стрелочника жиром
     оживляют скатерть снега, полустанки и развилки
     обдавая содержимым опрокинутой бутылки.

        Прячась в логово свое
        волки воют "і-мое".

        "Жизнь -- она как лотерея".
        "Вышла замуж за еврея".
        "Довели страну до ручки".
        "Дай червонец до получки".

     Входит Гоголь в бескозырке, рядом с ним -- меццо-сопрано.
     В продуктовом -- кот наплакал; бродят крысы, бакалея.
     Пряча твердый рог в каракуль, некто в брюках из барана
     превращается в тирана на трибуне мавзолея.
     Говорят лихие люди, что внутри, разочарован
     под конец, как фиш на блюде, труп лежит нафарширован.

        Хорошо, утратив речь,
        встать с винтовкой гроб стеречь.

        "Не смотри в глаза мне, дева:
        все равно пойдешь налево".
        "У попа была собака".
        "Оба умерли от рака".

     Входит Лев Толстой в пижаме, всюду -- Ясная Поляна.
     (Бродят парубки с ножами, пахнет шипром с комсомолом.)
     Он -- предшественник Тарзана: самописка -- как лиана,
     взад-вперед летают ядра над французским частоколом.
     Се -- великий сын России, хоть и правящего класса!
     Муж, чьи правнуки босые тоже редко видят мясо.

        Чудо-юдо: нежный граф
        превратился в книжный шкаф!

        "Приучил ее к минету".
        "Что за шум, а драки нету?"
        "Крыл последними словами".
        "Кто последний? Я за вами".

     Входит пара Александров под конвоем Николаши.
     Говорят "Какая лажа" или "Сладкое повидло".
     По Европе бродят нары в тщетных поисках параши,
     натыкаясь повсеместно на застенчивое быдло.
     Размышляя о причале, по волнам плывет "Аврора",
     чтобы выпалить в начале непрерывного террора.

        Ой ты, участь корабля:
        скажешь "пли!" -- ответят "бля!"

        "Сочетался с нею браком".
        "Все равно поставлю раком".
        "Эх, Цусима-Хиросима!
        Жить совсем невыносимо".

     Входят Герцен с Огаревым, воробьи щебечут в рощах.
     Что звучит в момент обхвата как наречие чужбины.
     Лучший вид на этот город -- если сесть в бомбардировщик.
     Глянь -- набрякшие, как вата из нескромныя ложбины,
     размножаясь без резона, тучи льнут к архитектуре.
     Кремль маячит, точно зона; говорят, в миниатюре.

        Ветер свищет. Выпь кричит.
        Дятел ворону стучит.

        "Говорят, открылся Пленум".
        "Врезал ей меж глаз поленом".
        "Над арабской мирной хатой
        гордо реет жид пархатый".

     Входит Сталин с Джугашвили, между ними вышла ссора.
     Быстро целятся друг в друга, нажимают на собачку,
     и дымящаяся трубка... Так, по мысли режиссера,
     и погиб Отец Народов, в день выкуривавший пачку.
     И стоят хребты Кавказа как в почетном карауле.
     Из коричневого глаза бьет ключом Напареули.

        Друг-кунак вонзает клык
        в недоеденный шашлык.

        "Ты смотрел Дерсу Узала?"
        "Я тебе не все сказала".
        "Раз чучмек, то верит в Будду".
        "Сукой будешь?" "Сукой буду".

     Входит с криком Заграница, с запрещенным полушарьем
     и с торчащим из кармана горизонтом, что опошлен.
     Обзывает Ермолая Фредериком или Шарлем,
     придирается к закону, кипятится из-за пошлин,
     восклицая: "Как живете!" И смущают глянцем плоти
     Рафаэль с Буонаротти -- ни черта на обороте.

        Пролетарии всех стран
        Маршируют в ресторан.

        "В этих шкарах ты как янки".
        "Я сломал ее по пьянке".
        "Был всю жизнь простым рабочим".
        "Между прочим, все мы дрочим".

     Входят Мысли о Грядущем, в гимнастерках цвета хаки.
     Вносят атомную бомбу с баллистическим снарядом.
     Они пляшут и танцуют: "Мы вояки-забияки!
     Русский с немцем лягут рядом; например, под Сталинградом".
     И, как вдовые Матрены, глухо воют циклотроны.
     В Министерстве Обороны громко каркают вороны.

        Входишь в спальню -- вот те на:
        на подушке -- ордена.

        "Где яйцо, там -- сковородка".
        "Говорят, что скоро водка
        снова будет по рублю".
        "Мам, я папу не люблю".

     Входит некто православный, говорит: "Теперь я -- главный.
     У меня в душе Жар-птица и тоска по государю.
     Скоро Игорь воротится насладиться Ярославной.
     Дайте мне перекреститься, а не то -- в лицо ударю.
     Хуже порчи и лишая -- мыслей западных зараза.
     Пой, гармошка, заглушая саксофон -- исчадье джаза".

        И лобзают образа
        с плачем жертвы обреза...

        "Мне -- бифштекс по-режиссерски".
        "Бурлаки в Североморске
        тянут крейсер бечевой,
        исхудав от лучевой".

     Входят Мысли о Минувшем, все одеты как попало,
     с предпочтеньем к чернобурым. На классической латыни
     и вполголоса по-русски произносят: "Все пропало,
     а) фокстрот под абажуром, черно-белые святыни;
     б) икра, севрюга, жито; в) красавицыны бели.
     Но -- не хватит алфавита. И младенец в колыбели,

        слыша "баюшки-баю",
        отвечает: "мать твою!" ".

        "Влез рукой в шахну, знакомясь".
        "Подмахну -- и в Сочи". "Помесь
        лейкоцита с антрацитом
        называется Коцитом".

     Входят строем пионеры, кто -- с моделью из фанеры,
     кто -- с написанным вручную содержательным доносом.
     С того света, как химеры, палачи-пенсионеры
     одобрительно кивают им, задорным и курносым,
     что врубают "Русский бальный" и вбегают в избу к тяте
     выгнать тятю из двуспальной, где их сделали, кровати.

        Что попишешь? Молодежь.
        Не задушишь, не убьешь.

        "Харкнул в суп, чтоб скрыть досаду".
        "Я с ним рядом срать не сяду".
        "А моя, как та мадонна,
        не желает без гондона".

     Входит Лебедь с Отраженьем в круглом зеркале, в котором
     взвод берез идет вприсядку, первой скрипке корча рожи.
     Пылкий мэтр с воображеньем, распаленным гренадером,
     только робкого десятку, рвет когтями бархат ложи.
     Дождь идет. Собака лает. Свесясь с печки, дрянь косая
     с голым задом донимает инвалида, гвоздь кусая:

        "Инвалид, а инвалид.
        У меня внутри болит".

        "Ляжем в гроб, хоть час не пробил!"
        "Это -- сука или кобель?"
        "Склока следствия с причиной
        прекращается с кончиной".

     Входит Мусор с криком: "Хватит!" Прокурор скулу квадратит.
     Дверь в пещеру гражданина не нуждается в "сезаме".
     То ли правнук, то ли прадед в рудных недрах тачку катит,
     обливаясь щедрым недрам в масть кристальными слезами.
     И за смертною чертою, лунным блеском залитою,
     челюсть с фиксой золотою блещет вечной мерзлотою.

        Знать, надолго хватит жил
        тех, кто головы сложил.

        "Хата есть, да лень тащиться".
        "Я не блядь, а крановщица".
        "Жизнь возникла как привычка
        раньше куры и яичка".

     Мы заполнили всю сцену! Остается влезть на стену!
     Взвиться соколом под купол! Сократиться в аскарида!
     Либо всем, включая кукол, языком взбивая пену,
     хором вдруг совокупиться, чтобы вывести гибрида.
     Бо, пространство экономя, как отлиться в форму массе,
     кроме кладбища и кроме черной очереди к кассе?

        Эх, даешь простор степной
        без реакции цепной!

        "Дайте срок без приговора!"
        "Кто кричит: "Держите вора!"?"
        "Рисовала член в тетради".
        "Отпустите, Христа ради".

     Входит Вечер в Настоящем, дом у чорта на куличках.
     Скатерть спорит с занавеской в смысле внешнего убранства.
     Исключив сердцебиенье -- этот лепет я в кавычках --
     ощущенье, будто вычтен Лобачевский из пространства.
     Ропот листьев цвета денег, комариный ровный зуммер.
     Глаз не в силах увеличить шесть-на-девять тех, кто умер,

        кто пророс густой травой.
        Впрочем, это не впервой.

        "От любви бывают дети.
        Ты теперь один на свете.
        Помнишь песню, что, бывало,
        я в потемках напевала?

        Это -- кошка, это -- мышка.
        Это -- лагерь, это -- вышка.
        Это -- время тихой сапой
        убивает маму с папой".

16

И никакого намека на светлое ни в настоящем, ни в будущем. Все акценты в бунинской публицистике сделаны исключительно на негативном, грехах и темных сторонах революции, новой власти и революционной «толпы». Бунин в упор не хотел видеть хоть что-нибудь положительное в революции и во всем, что происходило вокруг, старательно собирал все дрянное, ужасающее, ничтожное, чем полна жизнь во всякие времена и всюду, но особенно — в период разломов истории и смут. Слишком много злобы, слишком много желчи, слишком много ненависти. Слишком. Несогласие и протест вызывают именно перехлест, нарушение чувства меры. «Люблю и ненавижу» одномоментно — вот состояние, в котором пребывал Бунин долгие годы эмиграции. «Кто смеет учить меня любви к России?» — возмущенно вопрошал он. И тут же из его груди исторгался вопль: «Мщения, мщения!»

Иван Бунин

Ра-Озирис, владыка дня и света,
Хвала тебе! Я, бог пустыни, Сет,
Горжусь врагом: ты, побеждая Сета,
В его стране царил пять тысяч лет.

Ты славен был, твоя ладья воспета
Была стократ. Но за ладьей вослед
Шел бог пустынь, бог древнего завета -
И вот, о Ра, плоды твоих побед:

Безносый сфинкс среди полей Гизеха,
Ленивый Нил да глыбы пирамид,
Руины Фив, где гулко бродит эхо,
Да письмена в куски разбитых плит,

Да обелиск в блестящей политуре,
Да пыль веков на пламенной лазури.

17

В принципе нужно организовать годовой литургический круг. Ибо только то , что "заматричино" в священный  ход  Года и может продвигаться вперёд.

19 ОКТЯБРЯ

Роняет лес багряный свой убор,
Сребрит мороз увянувшее поле,
Проглянет день как будто поневоле
И скроется за край окружных гор.
Пылай, камин, в моей пустынной келье;
А ты, вино, осенней стужи друг,
Пролей мне в грудь отрадное похмелье,
Минутное забвенье горьких мук.

Печален я: со мною друга нет,
С кем долгую запил бы я разлуку,
Кому бы мог пожать от сердца руку
И пожелать веселых много лет.
Я пью один; вотще воображенье
Вокруг меня товарищей зовет;
Знакомое не слышно приближенье,
И милого душа моя не ждет.

Я пью один, и на брегах Невы
Меня друзья сегодня именуют...
Но многие ль и там из вас пируют?
Еще кого не досчитались вы?
Кто изменил пленительной привычке?
Кого от вас увлек холодный свет?
Чей глас умолк на братской перекличке?
Кто не пришел? Кого меж вами нет?
*************************************
И первую полней, друзья, полней!
И всю до дна в честь нашего союза!
Благослови, ликующая муза,
Благослови: да здравствует лицей!
Наставникам, хранившим юность нашу,
Всем честию, и мертвым и живым,
К устам подъяв признательную чашу,
Не помня зла, за благо воздадим.

Патриотическая поэзия


Вы здесь » Путь Одиссея » Искусство » Патриотическая поэзия