Путь Одиссея

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Путь Одиссея » Персоналии » Сократ


Сократ

Сообщений 1 страница 2 из 2

1

Сократ. Искусство дружбы.

Все мы мечтаем о дружбе, о настоящих, доверительных отношениях, о близких, родных людях, которые понимали и, главное, принимали бы нас такими, какие мы есть. Иногда нам кажется, что это невозможно, что настоящая дружба и великая любовь только в романах и кино, а в жизни… Нет, жизнь — это другое.

Странная вещь получается. Время, в которое мы живем, — время побед в области средств коммуникации. Мобильные телефоны, Интернет, электронная почта — все есть, пользуйся на здоровье… Но отчего-то эти технические средства, раздвигающие границы пространства и времени, не делают нас ближе, а наоборот, мы становимся более закрытыми и, сами того не замечая, в стремительной гонке нашей жизни привыкаем довольствоваться поверхностными отношениями.

А как же мы тогда узнаем себя, кто скажет правду, которая иногда хоть и неприятна, но, как горькое лекарство, полезна? «Исцеляю Дружбой» — такое объявление мы вряд ли прочтем в какой-нибудь газете.

Aфины, пятый век до нашей эры — время Перикла и Фидия, Софокла и Калликрата, золотой век греческой культуры. В бедной, по афинским меркам, семье каменотеса и повитухи родился мальчик, Сократ… Кто тогда мог предположить, что имя это станет известно не только в Афинах, но и далеко за пределами славного города, что многие, отправляясь в дальний путь, будут мечтать встретиться, а если посчастливится, и побеседовать с этим человеком?

Поразительно, что при всей популярности Сократ всегда оставался простым человеком: он никогда не записывал свои мысли, не менял скромного образа жизни и не любил, когда его называли учителем.

Внешность Сократа сложно назвать привлекательной, скорее, он был некрасив. И свое место в жизни нашел не сразу: к философии он обратился поздно — годам к сорока. А до этого успел попробовать себя в профессии отца (не без некоторых успехов), участвовал в трех военных компаниях и приобрел славу смелого и отважного воина, слушал лекции афинских мудрецов. Но, тем не менее, особыми талантами похвастаться не мог — он не писал поэм, не побеждал на Олимпийских играх, не владел тонкостями ораторского искусства. Сократ не обладал ничем из того, что ценили в то время люди. Но один бесценный дар у него был — дар собеседника. Умение слушать и слышать, задавать вопросы, отыскивать единственно верный путь в лабиринтах мысли и, после долгого «путешествия» по ним, вместе с человеком открывать истину — все то, что потом назвали искусством диалога.

Лекторской кафедрой для Сократа служил весь город: иногда Агора — рыночная площадь, иногда лавка ремесленника, иногда обычная афинская улочка с видом на величественный Парфенон. Его собеседником мог стать любой — Сократ не делал различий между людьми: «…да будет вам известно, что ему совершенно неважно, красив человек или нет, — вы даже не представляете себе, до какой степени это безразлично ему, — богат ли он и обладает ли каким-нибудь другим преимуществом, которое превозносит толпа» (Платон, «Пир»).

Pазными путями приходили к Сократу его друзья и ученики.
Как-то, разговорившись с незнакомым молодым человеком, он поинтересовался:
— Куда нужно идти за мукой и за маслом?
— На рынок! — бойко ответил юноша.
— А за мудростью и добродетелью?
— ???
— Иди за мной, я покажу! — пообещал Сократ.

С этого вопроса началась история отношений Сократа и Ксенофонта. Который стал не только ревностным, внимательным и любящим слушателем, но и биографом, другом и учеником философа.

«Когда я слушаю Сократа, сердце у меня бьется гораздо сильнее, чем у беснующихся корибантов, а из глаз моих от его речей льются слезы… он приводил меня часто в такое состояние, что мне казалось — нельзя больше жить так, как я живу» — под этими словами Алкивиада могли бы подписаться многие собеседники Сократа.

Повезло же жителям Афин — с ними рядом был такой друг!

Вы случайно не знаете таких магазинов, где можно было бы купить книгу под названием «Как дружить»? Вот и я не знаю… Простота и скромность — это лишь внешние черты Сократа, но за ними чувствуется огромное стремление помочь найти ответы на, может, даже не до конца сформулированные вопросы. Есть вопросы о разном, а есть о главном: «кто я?», «куда иду?», «для чего пришел в этот мир?», «как стать счастливым?». Сократ учил задавать вопросы, не убегая в абстракции, не прячась за общепринятые истины. Разговор всегда начинался, на первый взгляд, с незначительного (как с Ксенофонтом). Но во время диалога Сократ помогал собеседнику прийти к очень важному осознанию: часто, думая, что знаем, мы имеем лишь поверхностное представление или мнение о чем-то, а опыт и знание — это совсем другое. Девиз Сократа «Я знаю только то, что ничего не знаю» поможет, если действительно хочешь узнать что-то по-настоящему. «Но если, рождаясь, мы теряем то, чем владели до рождения, а потом с помощью чувств восстанавливаем прежние знания, тогда, по-моему, познавать — означает восстанавливать знания, тебе уже принадлежавшие. Называя это припоминанием, мы бы, пожалуй, употребили правильное слово» (Платон, «Федон»). Помощь Сократа в припоминании состояла в еще одном умении, очень редком сейчас, — умении слушать. Слушая, услышать то, что хочет сказать тебе собеседник. Не перебивать, не торопиться высказать свою точку зрения.
Все это и называется диалогом.

Диалог от Сократа — это путешествие по лабиринту своей души с тем, кто не будет путать тебя еще больше, а, наоборот, покажет путь, хотя он вряд ли окажется легким. В детстве, не умея ходить, мы всегда держались за руку наших родителей, которые бережно, с любовью и терпением, учили нас делать первые шаги. Это и есть метод Сократа: помочь научиться познавать себя — шаг за шагом, не боясь при этом увидеть те или иные недостатки, относясь с юмором к временным неудачам, у которых, как у монет, есть и другая сторона — опыт. Единственное, что дает знание жизни, а не теоретическое представление о ней.

Как просто и как сложно признать, что, несмотря на все возможности современной коммуникации, нам очень не хватает руки Сократа… и того, кто укажет нам дорогу не только на рынок.

Один из учеников спросил Сократа:
— Объясни мне, почему я ни разу не видел на твоем челе признаков печали? Ты всегда в хорошем настроении.
Сократ ответил:
— Потому что я не обладаю ничем таким, о чем стал бы жалеть, если бы это утратил.

Спросил Сократ Критона:
— В чем, по-твоему, сущность философа?
— В разуме.
— А в чем еще? Не в том ли, что истина — смысл его жизни?
— И в этом тоже.
— Тогда ответь: запершись в четырех стенах мы ищем и находим истину или же в споре с людьми?
— Споря, конечно.
— Так не кажется ли тебе, что возможность спорить и свободно говорить необходима философу так же, как воздух для дыхания человеку?

Гетера Ламия сказала с улыбкой:
— Поклонники твоей мудрости, Сократ, не расстаются с тобой. И все-таки я сильнее тебя: ведь ты не можешь отбить у меня моих друзей, а я, стоит мне захотеть, переманю к себе твоих.
Сократ ответил:
— Вполне понятно: ведь ты ведешь их под гору порока, а я заставляю карабкаться на гору добродетели, а это слишком трудная дорога.

Этот диалог, состоявшийся на Агоре, что под Афинским Акрополем, описан в «Воспоминаниях» Ксенофонта.
У Сократа был молодой друг по имени Евфидем, а по прозвищу Красавец. Ему не терпелось стать взрослым и говорить громкие речи в народном собрании.
Сократу захотелось его образумить. Он спросил его:
— Скажи, Евфидем, знаешь ли ты, что такое справедливость?
— Конечно, знаю, не хуже всякого другого.
— А я вот человек, к политике непривычный, и мне почему-то трудно в этом разобраться. Скажи: лгать, обманывать, воровать, хватать людей и продавать в рабство — это справедливо?
— Конечно, несправедливо!
— Ну а если полководец, отразив нападение неприятелей, захватит пленных и продаст их в рабство, это тоже будет несправедливо?
— Нет, пожалуй что, справедливо.
— А если он будет грабить и разорять их землю?
— Тоже справедливо.
— А если будет обманывать их военными хитростями?
— Тоже справедливо. Да, пожалуй, я сказал тебе неточно: и ложь, и обман, и воровство — это по отношению к врагам справедливо, а по отношению к друзьям несправедливо.
— Прекрасно! Теперь и я, кажется, начинаю понимать. Но скажи мне вот что, Евфидем: если полководец увидит, что воины его приуныли, и солжёт им, будто к ним подходят союзники, и этим ободрит их, — такая ложь будет несправедливой?
— Нет, пожалуй что, справедливой.
— А если сыну нужно лекарство, но он не хочет принимать его, а отец обманом подложит его в пищу, и сын выздоровеет, — такой обман будет несправедливым?
— Нет, тоже справедливым.
— А если кто, видя друга в отчаянии и боясь, как бы он не наложил на себя руки, украдет или отнимет у него меч и кинжал, — что сказать о таком воровстве?
— И это справедливо. Да, Сократ, получается, что я опять сказал тебе неточно; надо было сказать: и ложь, и обман, и воровство — это по отношению к врагам справедливо, а по отношению к друзьям справедливо, когда делается им на благо, и несправедливо, когда делается им во зло.
— Очень хорошо, Евфидем, теперь я вижу, что, прежде чем распознавать справедливость, мне надобно научиться распознавать благо и зло. Но уж это ты, конечно, знаешь?
— Думаю, что знаю, Сократ, хотя почему-то уже не так в этом уверен.
— Так что же это такое?
— Ну вот, например, здоровье — это благо, а болезнь — это зло. Пища или питье, которые ведут к здоровью, — это благо, а которые ведут к болезни, — зло.
— Очень хорошо, про пищу и питье я понял. Но тогда, может быть, вернее и о здоровье сказать таким же образом: когда оно ведет ко благу, то оно — благо, а когда ко злу, то оно — зло?
— Что ты, Сократ, да когда же здоровье может быть ко злу?
— А вот, например, началась нечестивая война и, конечно, кончилась поражением. Здоровые пошли на войну и погибли, а больные остались дома и уцелели. Чем же было здесь здоровье — благом или злом?
— Да, вижу я, Сократ, что пример мой неудачный. Но, наверное, уж можно сказать, что ум — это благо!
— А всегда ли? Вот персидский царь часто требует из греческих городов к своему двору умных и умелых ремесленников, держит их при себе и не пускает на родину. На благо ли им их ум?
— Тогда — красота, сила, богатство, слава!
— Но ведь на красивых чаще нападают работорговцы, потому что красивые рабы дороже ценятся. Сильные нередко берутся за дело, превышающее их силу, и попадают в беду. Богатые изнеживаются, становятся жертвами интриг и погибают. Слава всегда вызывает зависть, и от этого тоже бывает много зла.
— Ну, коли так, — уныло сказал Евфидем, — то я даже не знаю, о чем мне молиться богам.
— Не печалься! Просто это значит, что ты еще не знаешь, о чем ты хочешь говорить народу. Но уж сам то народ ты знаешь?
— Думаю, что знаю, Сократ.
— Из кого же состоит народ?
— Из бедных и богатых.
— А кого ты называешь бедными и богатыми?
— Бедные — это те, которым не хватает на жизнь, а богатые — те, у которых всего в достатке и сверх достатка.
— А не бывает ли так, что бедняк своими малыми средствами умеет отлично обходиться, а богачу любых богатств мало?
— Право, бывает! Даже тираны такие бывают, которым мало всей их казны и нужны незаконные поборы.
— Так что же? Не причислить ли нам этих тиранов к беднякам, а хозяйственных бедняков — к богачам?
— Нет уж, лучше не надо, Сократ. Вижу, что и здесь я, оказывается, ничего не знаю.
— Не отчаивайся! О народе ты еще подумаешь, но уж о себе и своих будущих товарищах ораторах ты, конечно, думал, и не раз. Так скажи мне вот что: бывают ведь и такие нехорошие ораторы, которые обманывают народ ему во вред. Некоторые делают это ненамеренно, а некоторые даже намеренно. Какие же все-таки лучше и какие хуже?
— Думаю, Сократ, что намеренные обманщики гораздо хуже и несправедливее ненамеренных.
— А скажи: если один человек нарочно читает и пишет с ошибками, а другой ненарочно, то какой из них грамотней?
— Наверное, тот, который нарочно: ведь если он захочет, он сможет писать и без ошибок.
— А не получается ли из этого, что и намеренный обманщик лучше и справедливее ненамеренного: ведь если он захочет, он сможет говорить с народом и без обмана!
— Не надо, Сократ, не говори мне такого, я и без тебя теперь вижу, что ничего-то я не знаю и лучше бы мне сидеть и молчать!
И Евфидем ушел домой, не помня себя от горя.
И многие, доведенные до такого отчаяния Сократом, больше не желали иметь с ним дела.

МЫСЛИ СОКРАТА

Хорошее начало не мелочь, хоть начинается с мелочи.

Хороший советчик лучше любого богатства.

Чем меньше человеку нужно, тем ближе он к богам.

Я знаю только то, что ничего не знаю.

Женись, несмотря ни на что. Если попадется хорошая жена, будешь исключением, а если плохая — станешь философом.

Женишься ты или нет — все равно раскаешься.

Заговори, чтобы я тебя увидел.

Как много есть на свете вещей, которые мне не нужны!

Как нельзя приступить к лечению глаза, не думая о голове, или лечить голову, не думая о всем организме, так нельзя лечить тело, не леча душу.

Без дружбы никакое общение между людьми не имеет ценности.

В одежде старайся быть изящным, но не щеголем; признак изящества — приличие, а признак щегольства — излишество.

Если ты будешь любознательным, то будешь много знающим.

Если человек сам следит за своим здоровьем, то трудно найти врача, который знал бы лучше полезное для его здоровья, чем он сам.

Есть одно только благо — знание и одно только зло — невежество.

Какой человек, будучи рабом удовольствий, не извратит своего тела и души?

Кто хочет сдвинуть мир, пусть сдвинет себя!

Любви женщины следует более бояться, чем ненависти мужчины. Это яд, тем более опасный, что он приятен.

Мудрость — царица неба и земли.

Наслаждение, роскошь — вот что вы называете счастьем, а я думаю, что ничего не желать — вот блаженство богов, и потому нуждаться лишь в небольшом есть приближение к этому высшему счастью.

Нужно есть для того, чтобы жить, а не жить для того, чтобы есть.

Сделанное наспех редко бывает хорошо сделано.

Тот наиболее богат, кто доволен малым, ибо такое довольство свидетельствует о богатстве натуры.

То, что я понял, — прекрасно, из этого я заключаю, что и остальное, чего я не понял, — тоже прекрасно.

Все мы мечтаем о дружбе, о настоящих, доверительных отношениях, о близких, родных людях, которые понимали и, главное, принимали бы нас такими, какие мы есть. Иногда нам кажется, что это невозможно, что настоящая дружба и великая любовь только в романах и кино, а в жизни… Нет, жизнь — это другое.

Странная вещь получается. Время, в которое мы живем, — время побед в области средств коммуникации. Мобильные телефоны, Интернет, электронная почта — все есть, пользуйся на здоровье… Но отчего-то эти технические средства, раздвигающие границы пространства и времени, не делают нас ближе, а наоборот, мы становимся более закрытыми и, сами того не замечая, в стремительной гонке нашей жизни привыкаем довольствоваться поверхностными отношениями.

А как же мы тогда узнаем себя, кто скажет правду, которая иногда хоть и неприятна, но, как горькое лекарство, полезна? «Исцеляю Дружбой» — такое объявление мы вряд ли прочтем в какой-нибудь газете.

Aфины, пятый век до нашей эры — время Перикла и Фидия, Софокла и Калликрата, золотой век греческой культуры. В бедной, по афинским меркам, семье каменотеса и повитухи родился мальчик, Сократ… Кто тогда мог предположить, что имя это станет известно не только в Афинах, но и далеко за пределами славного города, что многие, отправляясь в дальний путь, будут мечтать встретиться, а если посчастливится, и побеседовать с этим человеком?

Поразительно, что при всей популярности Сократ всегда оставался простым человеком: он никогда не записывал свои мысли, не менял скромного образа жизни и не любил, когда его называли учителем.

Внешность Сократа сложно назвать привлекательной, скорее, он был некрасив. И свое место в жизни нашел не сразу: к философии он обратился поздно — годам к сорока. А до этого успел попробовать себя в профессии отца (не без некоторых успехов), участвовал в трех военных компаниях и приобрел славу смелого и отважного воина, слушал лекции афинских мудрецов. Но, тем не менее, особыми талантами похвастаться не мог — он не писал поэм, не побеждал на Олимпийских играх, не владел тонкостями ораторского искусства. Сократ не обладал ничем из того, что ценили в то время люди. Но один бесценный дар у него был — дар собеседника. Умение слушать и слышать, задавать вопросы, отыскивать единственно верный путь в лабиринтах мысли и, после долгого «путешествия» по ним, вместе с человеком открывать истину — все то, что потом назвали искусством диалога.

Лекторской кафедрой для Сократа служил весь город: иногда Агора — рыночная площадь, иногда лавка ремесленника, иногда обычная афинская улочка с видом на величественный Парфенон. Его собеседником мог стать любой — Сократ не делал различий между людьми: «…да будет вам известно, что ему совершенно неважно, красив человек или нет, — вы даже не представляете себе, до какой степени это безразлично ему, — богат ли он и обладает ли каким-нибудь другим преимуществом, которое превозносит толпа» (Платон, «Пир»).

Pазными путями приходили к Сократу его друзья и ученики.
Как-то, разговорившись с незнакомым молодым человеком, он поинтересовался:
— Куда нужно идти за мукой и за маслом?
— На рынок! — бойко ответил юноша.
— А за мудростью и добродетелью?
— ???
— Иди за мной, я покажу! — пообещал Сократ.

С этого вопроса началась история отношений Сократа и Ксенофонта. Который стал не только ревностным, внимательным и любящим слушателем, но и биографом, другом и учеником философа.

«Когда я слушаю Сократа, сердце у меня бьется гораздо сильнее, чем у беснующихся корибантов, а из глаз моих от его речей льются слезы… он приводил меня часто в такое состояние, что мне казалось — нельзя больше жить так, как я живу» — под этими словами Алкивиада могли бы подписаться многие собеседники Сократа.

Повезло же жителям Афин — с ними рядом был такой друг!

Вы случайно не знаете таких магазинов, где можно было бы купить книгу под названием «Как дружить»? Вот и я не знаю… Простота и скромность — это лишь внешние черты Сократа, но за ними чувствуется огромное стремление помочь найти ответы на, может, даже не до конца сформулированные вопросы. Есть вопросы о разном, а есть о главном: «кто я?», «куда иду?», «для чего пришел в этот мир?», «как стать счастливым?». Сократ учил задавать вопросы, не убегая в абстракции, не прячась за общепринятые истины. Разговор всегда начинался, на первый взгляд, с незначительного (как с Ксенофонтом). Но во время диалога Сократ помогал собеседнику прийти к очень важному осознанию: часто, думая, что знаем, мы имеем лишь поверхностное представление или мнение о чем-то, а опыт и знание — это совсем другое. Девиз Сократа «Я знаю только то, что ничего не знаю» поможет, если действительно хочешь узнать что-то по-настоящему. «Но если, рождаясь, мы теряем то, чем владели до рождения, а потом с помощью чувств восстанавливаем прежние знания, тогда, по-моему, познавать — означает восстанавливать знания, тебе уже принадлежавшие. Называя это припоминанием, мы бы, пожалуй, употребили правильное слово» (Платон, «Федон»). Помощь Сократа в припоминании состояла в еще одном умении, очень редком сейчас, — умении слушать. Слушая, услышать то, что хочет сказать тебе собеседник. Не перебивать, не торопиться высказать свою точку зрения.
Все это и называется диалогом.

Диалог от Сократа — это путешествие по лабиринту своей души с тем, кто не будет путать тебя еще больше, а, наоборот, покажет путь, хотя он вряд ли окажется легким. В детстве, не умея ходить, мы всегда держались за руку наших родителей, которые бережно, с любовью и терпением, учили нас делать первые шаги. Это и есть метод Сократа: помочь научиться познавать себя — шаг за шагом, не боясь при этом увидеть те или иные недостатки, относясь с юмором к временным неудачам, у которых, как у монет, есть и другая сторона — опыт. Единственное, что дает знание жизни, а не теоретическое представление о ней.

Как просто и как сложно признать, что, несмотря на все возможности современной коммуникации, нам очень не хватает руки Сократа… и того, кто укажет нам дорогу не только на рынок.

Один из учеников спросил Сократа:
— Объясни мне, почему я ни разу не видел на твоем челе признаков печали? Ты всегда в хорошем настроении.
Сократ ответил:
— Потому что я не обладаю ничем таким, о чем стал бы жалеть, если бы это утратил.

Спросил Сократ Критона:
— В чем, по-твоему, сущность философа?
— В разуме.
— А в чем еще? Не в том ли, что истина — смысл его жизни?
— И в этом тоже.
— Тогда ответь: запершись в четырех стенах мы ищем и находим истину или же в споре с людьми?
— Споря, конечно.
— Так не кажется ли тебе, что возможность спорить и свободно говорить необходима философу так же, как воздух для дыхания человеку?

Гетера Ламия сказала с улыбкой:
— Поклонники твоей мудрости, Сократ, не расстаются с тобой. И все-таки я сильнее тебя: ведь ты не можешь отбить у меня моих друзей, а я, стоит мне захотеть, переманю к себе твоих.
Сократ ответил:
— Вполне понятно: ведь ты ведешь их под гору порока, а я заставляю карабкаться на гору добродетели, а это слишком трудная дорога.

Этот диалог, состоявшийся на Агоре, что под Афинским Акрополем, описан в «Воспоминаниях» Ксенофонта.
У Сократа был молодой друг по имени Евфидем, а по прозвищу Красавец. Ему не терпелось стать взрослым и говорить громкие речи в народном собрании.
Сократу захотелось его образумить. Он спросил его:
— Скажи, Евфидем, знаешь ли ты, что такое справедливость?
— Конечно, знаю, не хуже всякого другого.
— А я вот человек, к политике непривычный, и мне почему-то трудно в этом разобраться. Скажи: лгать, обманывать, воровать, хватать людей и продавать в рабство — это справедливо?
— Конечно, несправедливо!
— Ну а если полководец, отразив нападение неприятелей, захватит пленных и продаст их в рабство, это тоже будет несправедливо?
— Нет, пожалуй что, справедливо.
— А если он будет грабить и разорять их землю?
— Тоже справедливо.
— А если будет обманывать их военными хитростями?
— Тоже справедливо. Да, пожалуй, я сказал тебе неточно: и ложь, и обман, и воровство — это по отношению к врагам справедливо, а по отношению к друзьям несправедливо.
— Прекрасно! Теперь и я, кажется, начинаю понимать. Но скажи мне вот что, Евфидем: если полководец увидит, что воины его приуныли, и солжёт им, будто к ним подходят союзники, и этим ободрит их, — такая ложь будет несправедливой?
— Нет, пожалуй что, справедливой.
— А если сыну нужно лекарство, но он не хочет принимать его, а отец обманом подложит его в пищу, и сын выздоровеет, — такой обман будет несправедливым?
— Нет, тоже справедливым.
— А если кто, видя друга в отчаянии и боясь, как бы он не наложил на себя руки, украдет или отнимет у него меч и кинжал, — что сказать о таком воровстве?
— И это справедливо. Да, Сократ, получается, что я опять сказал тебе неточно; надо было сказать: и ложь, и обман, и воровство — это по отношению к врагам справедливо, а по отношению к друзьям справедливо, когда делается им на благо, и несправедливо, когда делается им во зло.
— Очень хорошо, Евфидем, теперь я вижу, что, прежде чем распознавать справедливость, мне надобно научиться распознавать благо и зло. Но уж это ты, конечно, знаешь?
— Думаю, что знаю, Сократ, хотя почему-то уже не так в этом уверен.
— Так что же это такое?
— Ну вот, например, здоровье — это благо, а болезнь — это зло. Пища или питье, которые ведут к здоровью, — это благо, а которые ведут к болезни, — зло.
— Очень хорошо, про пищу и питье я понял. Но тогда, может быть, вернее и о здоровье сказать таким же образом: когда оно ведет ко благу, то оно — благо, а когда ко злу, то оно — зло?
— Что ты, Сократ, да когда же здоровье может быть ко злу?
— А вот, например, началась нечестивая война и, конечно, кончилась поражением. Здоровые пошли на войну и погибли, а больные остались дома и уцелели. Чем же было здесь здоровье — благом или злом?
— Да, вижу я, Сократ, что пример мой неудачный. Но, наверное, уж можно сказать, что ум — это благо!
— А всегда ли? Вот персидский царь часто требует из греческих городов к своему двору умных и умелых ремесленников, держит их при себе и не пускает на родину. На благо ли им их ум?
— Тогда — красота, сила, богатство, слава!
— Но ведь на красивых чаще нападают работорговцы, потому что красивые рабы дороже ценятся. Сильные нередко берутся за дело, превышающее их силу, и попадают в беду. Богатые изнеживаются, становятся жертвами интриг и погибают. Слава всегда вызывает зависть, и от этого тоже бывает много зла.
— Ну, коли так, — уныло сказал Евфидем, — то я даже не знаю, о чем мне молиться богам.
— Не печалься! Просто это значит, что ты еще не знаешь, о чем ты хочешь говорить народу. Но уж сам то народ ты знаешь?
— Думаю, что знаю, Сократ.
— Из кого же состоит народ?
— Из бедных и богатых.
— А кого ты называешь бедными и богатыми?
— Бедные — это те, которым не хватает на жизнь, а богатые — те, у которых всего в достатке и сверх достатка.
— А не бывает ли так, что бедняк своими малыми средствами умеет отлично обходиться, а богачу любых богатств мало?
— Право, бывает! Даже тираны такие бывают, которым мало всей их казны и нужны незаконные поборы.
— Так что же? Не причислить ли нам этих тиранов к беднякам, а хозяйственных бедняков — к богачам?
— Нет уж, лучше не надо, Сократ. Вижу, что и здесь я, оказывается, ничего не знаю.
— Не отчаивайся! О народе ты еще подумаешь, но уж о себе и своих будущих товарищах ораторах ты, конечно, думал, и не раз. Так скажи мне вот что: бывают ведь и такие нехорошие ораторы, которые обманывают народ ему во вред. Некоторые делают это ненамеренно, а некоторые даже намеренно. Какие же все-таки лучше и какие хуже?
— Думаю, Сократ, что намеренные обманщики гораздо хуже и несправедливее ненамеренных.
— А скажи: если один человек нарочно читает и пишет с ошибками, а другой ненарочно, то какой из них грамотней?
— Наверное, тот, который нарочно: ведь если он захочет, он сможет писать и без ошибок.
— А не получается ли из этого, что и намеренный обманщик лучше и справедливее ненамеренного: ведь если он захочет, он сможет говорить с народом и без обмана!
— Не надо, Сократ, не говори мне такого, я и без тебя теперь вижу, что ничего-то я не знаю и лучше бы мне сидеть и молчать!
И Евфидем ушел домой, не помня себя от горя.
И многие, доведенные до такого отчаяния Сократом, больше не желали иметь с ним дела.

МЫСЛИ СОКРАТА

Хорошее начало не мелочь, хоть начинается с мелочи.

Хороший советчик лучше любого богатства.

Чем меньше человеку нужно, тем ближе он к богам.

Я знаю только то, что ничего не знаю.

Женись, несмотря ни на что. Если попадется хорошая жена, будешь исключением, а если плохая — станешь философом.

Женишься ты или нет — все равно раскаешься.

Заговори, чтобы я тебя увидел.

Как много есть на свете вещей, которые мне не нужны!

Как нельзя приступить к лечению глаза, не думая о голове, или лечить голову, не думая о всем организме, так нельзя лечить тело, не леча душу.

Без дружбы никакое общение между людьми не имеет ценности.

В одежде старайся быть изящным, но не щеголем; признак изящества — приличие, а признак щегольства — излишество.

Если ты будешь любознательным, то будешь много знающим.

Если человек сам следит за своим здоровьем, то трудно найти врача, который знал бы лучше полезное для его здоровья, чем он сам.

Есть одно только благо — знание и одно только зло — невежество.

Какой человек, будучи рабом удовольствий, не извратит своего тела и души?

Кто хочет сдвинуть мир, пусть сдвинет себя!

Любви женщины следует более бояться, чем ненависти мужчины. Это яд, тем более опасный, что он приятен.

Мудрость — царица неба и земли.

Наслаждение, роскошь — вот что вы называете счастьем, а я думаю, что ничего не желать — вот блаженство богов, и потому нуждаться лишь в небольшом есть приближение к этому высшему счастью.

Нужно есть для того, чтобы жить, а не жить для того, чтобы есть.

Сделанное наспех редко бывает хорошо сделано.

Тот наиболее богат, кто доволен малым, ибо такое довольство свидетельствует о богатстве натуры.

То, что я понял, — прекрасно, из этого я заключаю, что и остальное, чего я не понял, — тоже прекрасно.

источник http://radosvet.net/14185-sokrat-iskusstvo-druzhby.html

2

Из мудрых он был мудрейшим.


Вы здесь » Путь Одиссея » Персоналии » Сократ