Галина Бедненко. Танцующие туфельки: исследование одного мотива в волшебных сказках

http://flogiston.ru/articles/social/red_shoes

<...> Мы склонны говорить о символе обуви как знаки и определения судьбы человека. Так становятся объяснимы свадебные обряды, связанные с достаточно новой обувью: туфельки невесты воруются гостями, а жених их выкупает; жених способен выпить шампанское из туфли невесты (и знак подчинения, но и насыщения жизнью своей избранницы). Понятны опасения относительно правильного места носимой: запрещено ставить обувь на стол (в Англии прошлых веков это означало бы пожелание быть повешенным) и намеренно переворачивать ее (в Турции был бы это акт колдовской порчи). И естественны обряды гадания девушек с помощью башмаков о будущем замужестве, описанные еще В.А. Жуковским.

Обувь как подарок или как собственноручно сотворенный объект для нас в сказочном фольклоре – это форма новой судьбы героя. Женские туфельки (или башмачки) имеют важное значение в таких известных и запоминающихся сказках, как «Золушка» Ш. Перро, «Красные башмачки» в варианте Х.-К. Андерсена, «Девочка со спичками» Х.- К. Андерсена, «Стоптанные туфельки» братьев Гримм. В настоящей статье мы разберем сказки «Золушка» и «Красные башмачки», объединенные, удивительным образом, сквозными сюжетными мотивами.

Золушка
Оставшаяся без матери девушка становится прислугой в доме своей мачехи и ее дочерей. К ней, однако, является ее крестная – фея, дарит хрустальные туфельки и отправляет на бал, с условием, что та будет прекращать свои танцы до полуночи. В последний день празднеств Золушка убегает и теряет свою туфельку, по которой ее находит принц. Все заканчивается свадьбой.
Обыкновенно, эту сказку интерпретируют как удачный перфекционистский сценарий достижения целей; как сюжет удачного замужества, как воплощение вознагражденного трудолюбия и старательности.

Красные башмачки
Оставшаяся одинокой сирота по имени Карен находит приют у старой дамы, которая выбрасывает ее старые башмачки, а взамен покупает новые. Старая дама отказывает девочке в возможности покрасоваться в новых туфельках в церкви, но та ее обманывает, и все же их надевает. Она встречает солдата, который инициирует начало ее бесконечного танца в этих красных туфельках, которые она даже не может снять. Не в силах остановиться, девочка теряет жизненные силы и просит палача отрубить ей ножки. Оставшуюся жизнь она проводит калекой в услужении у других людей.

Эта сказка гораздо более страшна и менее популярна нежели предыдущая, однако ее героиня выглядит сюжетной антигероиней Золушки, будто проходя то же самое испытание, но иным и неправильным способом. К.П. Эстес, одна из немногих, интерпретирует эту сказку, полагая ее предупреждением от опасных ловушек псевдо-насыщения одичавшей, изголодавшейся женщины: приспособленчества, утраты чувства меры, неспособности остановиться. И мы согласны с таким видением смысла этой сказки. В то же время, нам показалось интересным найти ее новый смысл именно в сопоставлении со сказкой – двойником, «Золушкой».

Бедная девочка – сирота: время перехода
Героиней обеих сказок является девочка, очевидно брачного или предбрачного возраста, девушка. Она осталась без матери или лишилась обоих родителей. Подобный заход говорит нам об этапе инициации, которая метафорическим образом будет показана в сказке. Это может быть характерная для традиционного общества социальная, брачная инициации девушки, заключающаяся в выборе себе партнера.

Рассмотренная в интрапсихическом ключе, это стадия развития зрелости Эго, его сепарация от «родительских образований» и самостоятельность решений и поступков. Именно в подростковом возрасте перед современным человеком, будь то юноша или девушка, встают задачи формирование доверия к мировоззренческой картине мира; обретение самостоятельности; инициативные начинания; формулировка отдаленных жизненных целей и принятие на себя ответственности за свои действия. Более того, процесс формирования идентичности зависит от реализации этих задач.

Приходящая к нам в более зрелом возрасте, такая сказка вновь будет напоминать о самостоятельном шаге, новом формировании картины мира и жизненных целей.

<...>

Крестная фея – Старая дама: социальное регулирование
Родительские голоса не имеют того же значения и смысла, что имели в детстве. Они уже не заполняют своими суждениями и оценками все описание мира. На этом этапе подросток прощается с исключительностью роли своих родителей и находит себе новых «учителей» жизни. Потому сказочные родители, как правило, умирают или не вовлекаются в сюжетное участие. Значимую роль начинают играть случайные феи, старые дамы, встреченные попутчики. Это характерное для подростка познавание мира через новые социальные связи и отношения, благодаря чьим-то советам, чужому опыту, наставлениям. И это один из вызовов отрочества: самостоятельный выбор Другого в своей жизни, того, кто будет представлять весь остальной мир, и чьим взглядом можно будет смотреть и видеть себя самого. Это своего рода реализация потребности в выборе взгляда на мир, взгляда на себя самого.

Крестная Фея в сказке Ш. Перро появляется будто ниоткуда и ровно в тот момент, когда девушка испытывает давление брачной конкуренции со стороны сводных сестер, как будто ровно для этого случая – во всех остальных Золушка вполне справлялась сама. Это существенный нюанс сказки, потому что, действительно, девочки лишенные материнского воспитания или участия, с большим трудом находят удачный сценарий взаимоотношений с потенциальным брачным партнером. При отсутствии значимого влияния отца – с достаточным трудом ориентируются в социальных взаимоотношениях. Они склонны, например, ограничивать себя своим освоенным узким маленьким микромиром, неловко агрессивны с окружающими или неловко застенчивы с малознакомыми людьми и в малознакомых ситуациях.
Старая дама в сказке Андерсена бездетна и мы ничего не знаем о ее матримониальном положении. Она появляется ровно в момент похорон матери девочки и тут же упрашивает священника отдать ей Карен, после чего выбрасывает ее красные башмачки. Здесь барыня пытается разрушить брачный и будущий репродуктивный сценарий девочки (вспомним, что красный – это и цвет половой зрелости, месячных, и цвет плодородия). Она пытается заменить ей умершую мать, таким образом, продлевает той детство, а не помогает правильно вступить в юность, девичество. Она приглашает ту сесть в свою карету и забирает с собой: как будто принимает в свое собственное лоно. И тут мы можем вспомнить, что Фея Золушке помогла той заполучить свою собственную карету, из очевидно готовой к репродуктивным функциям тыквы.

<...>

Сводные сестры – Принцесса в красных туфельках: конкуренция или селективное давление
Помимо материнской социальной помощи в достижении успеха брачного сценария, важным оказывается конкурентное давление сводных сестер Золушки. Он присутствуют как в версии Ш. Перро, так и в варианте братьев Гримм и не только пытаются не допустить героиню к самому брачному отбору, но и впоследствии «похитить» ее избранника. Это своего рода селективное давление способно подстегнуть не только биологическое развитие, а у эволюционных биологов это называется «эффектом Красной Королевы», но и социальный сценарий. Примечательна история термина: он произошел из наставлений Красной королевы Алисе из «Алисы в Зазеркалье»: она сообщает, что для того, чтобы остаться на своем месте, необходимо бежать, а вот для того, чтобы оказаться в другом – необходимо бежать вдвое быстрее. Здесь поразительным образом мы видим и присутствие красного цвета – цвета плодородия и социальной активности, и наставление старшей женщины, и даже требование… бежать как можно быстрее. Это те же контуры послания, которые мы встречаем в исследуемых здесь сказках.

Для Карен из сказки Андерсена есть свой образ не то конкуренции, не то подражания, то есть спутанной связи с объектом идентификации или соперничества. Это маленькая принцесса, которую девочка видит в окне дворца: у той нет ни короны, ни шлейфа, однако на ее ноги надеты чудесные красные сафьяновые башмачки, совершенно несравнимые с теми, что сшила для Карен башмачница, и которые отняла старая барыня. Этот образ становится для девочки фетишем, и нет ничего для нее лучше этого. Здесь очевидной становится несоразмерность ее притязаний во-первых, фокусировка лишь на знаке статуса, во-вторых, однако на знаке эстетически совершенном, и это тоже важно, в-третьих. Если первые красные башмачки в жизни девочки были единственными, а других у нее не было, то вторые красные туфельки принадлежали принцессе и стали эстетическим идеалом для девочки, недоступным, но совершенно очевидно желаемым.

<...>

Бал – конфирмация: время инициации
Золушка хочет поехать на бал, как будто это ее единственный шанс в жизни. Возможно так оно и есть: существуют сензитивные периоды в жизни человека, в раннем детстве связанные с созреванием психической структуры человека, в более позднем – с его социальным формированием. Подростковый период – время для сепарации от мира семьи и родителей, наступления определенной автономности, присущей коллективной культуре, в которую входит индивидуум, а также вступлению в новые союзы. У Э. Эриксона эта стадия развития называется «Близость против изоляции» и она связана с поиском подходящего партнера. Именно эту задачу выполняет Золушка, стремясь на бал: это если не ее единственный, то наиболее удачный шанс найти такового. Ей необходимо продемонстрировать свою биологическую и социальную привлекательность для привлечения брачного партнера. Судя по тому, что избранник выказал достаточно ответных усилий для сближения и легитимизировал отношения, ее выбор и стратегия оказались очень удачными.

* * *
Здесь мы бы хотели немного остановиться на вопросе, достаточно часто спутанном в современном восприятии. Гештальт-психолог и исследовательница психологического смысла сказок Римма Ефимкина склонна делать акцент на «психологической инициации» женщины, в то время как наличие мужа и детей иной раз определяются ею как «формальные признаки». Мы не разделяем подобного взгляда автора. Мы полагаем, что инициация женщины, прежде всего, физиологична и социальна, психологическое же ее переосмысление – лишь образный язык, способный создать свой набор психотерапевтических ритуалов. Понимание темы не принесет перехода, и бездетная, незамужняя женщина останется отчасти девой, отчасти старухой, хотя и может войти в сферу духовной генеративности. В то время как замужняя или имеющая детей женщина, по каким-то причинам объясняющая на психотерапевтической группе, к примеру, что «не чувствует себя женщиной», имеет скорее проблему социальных представлений о том, что же это такое (если в принципе нет нарушений половой идентичности, становление которой приходится на ранний детский возраст), нежели «не пройденную инициацию» и «плохую не инициированную маму». Например, у современной женщины появилась потребность «ощущать свою сексуальность» (раньше, долгие века, это не было социальным требованием, более того, очень редким частным пожеланием), и, вместе с тем, быть вечно молодой и красивой вне времени, кроме того, всегда востребованной и одобряемой мужчинами. Но это проблемы современных социальных требований и их общего несоответствия существующей реальности психологии и физиологии возраста, социальных ниш и т.д. Потому мы бы не стали подменять конфликт личных притязаний и возможностей проблемой отсутствия женской инициации, пусть даже и рассмотренной в высоком, психологическом ключе.

Первобытная и традиционная инициация всегда физиологична и социальна, а не психологична. Она помогает психологически справиться с физиологическими и социальными изменениями, но ее целью становится не само по себе душевное равновесие или развитие человека, а его наибольшая приспособленность к социуму. Современное восприятие инициационных, переходных ритуалов и их современных модификаций как способа справиться с внутренними конфликтами, с хитросплетениями богатого душевного мира – глубоко ошибочны. Зачастую смешивается представление об инициации и понимание психологической сепарации взрослого человека по отношению к своим родителям (которой могло и не быть в традиционном обществе!). Вместо исследования индивидуальных невротических изломов на актуальном жизненном этапе, предлагается ритуальная имитация побега от родителей. Рефлексивный ретроцентрированный подход к проблеме может быть удобной метафорой, но отнюдь не является причиной и объяснением происходящего в актуальный момент. Точно также обращение к сюжету инициации, в частности принятия взрослой девушки в женскую общность, мы видим как способный помочь символический акт, а не как непосредственное решение проблемы.

* * *
<...>

Сказка «Красные башмачки» — это одна из сказок об антигероинях, тех, кому не удалость пройти волшебный квест, пройти инициацию или иные испытания правильно. Удивительно, насколько известными и даже любимыми стали именно сказки «антигероинь» Андерсена: «Красные башмачки», «Девочка со спичками», «Русалочка» — в разрез с моральным напутствием самого автора, а может быть и благодаря его противоречивому посланию.

Туфельки как выбор пути
Обувь в сказках мы понимаем как символ осуществления, «оформления» индивидуального пути. Так Золушка меняет прежние свои туфли на хрустальные туфельки, а отнюдь не на иллюзию. Карен лишается деревенских красных башмачков, однако поначалу не фиксируется выдача ей новых, лишь к конфирмации старая дама решается купить девочке новую обувь. Новые туфли – знак перехода к новому статусу, праздничная обувь здесь знак социальной активности. Современное знаковое значение «красных туфелек» также остается достаточно сексуальным, однако секс перестал быть гарантией плодовитости и продолжения, укрепления рода, став скорее регулятором социальных взаимоотношений. Одержимость красными туфельками девочки из андерсеновской сказки для современного человека часто означает погоню за социальным успехом.

Этот выбор жизненного пути в первый раз происходит в подростковом периоде (возрасте Карен и возможно – Золушки). У Э. Эриксона он показывается как этап противопоставления идентичности и опасности смешения ролей: подросток находит себя в этом непрестанном выборе. В поисках нового чувства идентичности подросток противопоставляет себя окружающему миру и многому, что ранее было любимо и близко: это его способ не раствориться в общем организме, не остаться всего лишь частью чего-то. Потому еще не обладая уникальной собственной идентичностью, он принимает групповую, новую, молодежную, альтернативную, бунтарскую. Потому Золушка ослушалась мачехи и отправилась неузнанной, в чужом облике, на бал. Потому Карен идет против своей покровительницы и выбирает себе красные башмачки. Одной повезло, другой – нет. К слову, существует пражская легенда о дочке мельника, которая была очень красива и отвергала всех женихов, но очень хотела поехать на бал и танцевать там. Вся деревня и отец скинулись ей на наряд и украшения, но на балу она не пользовалась успехом – не скрыть было простых манер и происхождения так, что с ней никто не стал танцевать. Она не вернулась домой, а повесилась неподалеку. Этот самый бал и стал для дочки мельника ее Красными Туфельками.
Можно было бы обратить внимание на особую тщательность в выборе обуви отдельными молодежными субкультурами: «шузы на манке» стиляг 1950-х, тяжелые ботинки скинхедов, высокая обувь с пряжками готов. Но все же этот субкультурный признак не носит всеобщего характера.

Принц и Дьявол: явление Анимуса
Золушка, как известно, встречает на балу Принца, который достаточно увлечен ею, чтобы отправиться впоследствии на поиски, ориентируясь на ту самую хрустальную туфельку. Очевидно, Принц является воплощением мечты Золушки, но также оказывается способным стать ей реальной парой. Это напоминает нам выбор супруга или любовного партнера как недостающей части своего внутреннего мира, олицетворение своих идеалов, увлечений, идейных принципов и др. Так появляются возлюбленные и супруги, которые «похожи и думают об одном и том же», слушают одну и ту же музыку, читают те же книги, предпочитают похожий образ жизни. В сказке Принц был воплощением именно тайной мечты девушки, то есть являл не одобряемый социумом (мачехой и сестрами) образ, а иной, собственный и незнакомый. Так осуществляется проекция Анимуса – мужской части души – на мужчину внешнего мира. Для интеллектуалки принципиален будет интеллектуал тем более, чем ее притязательность является чем-то необычным в реальном мире. То же можно отнести и к музыкальной чувствительности, художественным одаренностям, политическим воззрениям, необычному образу жизни. Партнер оказывается доказательством реальности внутреннего мира девушки. Также он может отчетливо выглядеть «силой противовеса» — быть не таким, какова она в действительности, быть ее «недостающей частью», например, более домашним, более интеллигентным, или более ярко агрессивным и уверенным в себе. В таком выборе качеств мы обыкновенно будем подозревать проекцию прекрасного Анимуса на партнера: в дальнейшем либо действительность признается обоими партнерами, либо пара расстается, не в силах преодолеть силки идеалистического потребления.

В сказке «Красные башмачки» у Карен нет потенциального брачного партнера, однако присутствует не менее сильная фигура старого солдата. Он хромой, так как опирается на костыль и у него странная, длинная рыже-седая борода. Формально мы можем увидеть в этом образе дьяволический канон: хромота, рыжий цвет. Однако заглянув вглубь него и памятуя о скандинавском происхождении автора не преминем заметить здесь отзвуки образов Одина (бородатый старик, старый солдат) и Велунда (хромец). Один – скандинавский бог вдохновения и битв, безумия и раздоров, поэзии и магии. Велунд – бог-ремесленник, кузнец, он соблазнил детей пленившего его конунга украшениями, а затем убил их и изнасиловал их сестру. Оба этих образа являются очень сильными контурами для отображения Анимуса современных женщин, не столько в проекции на партнера, сколько в реальном жизненном отыгрывании, подчас бессознательном, настолько, насколько Анимус еще остается в Тени. Это и творческое вдохновение, критический ум, авантюризм и странности Одина, это и злопамятство, но и искусные навыки Велунда. Думаем, что достаточно осознанно синтез этих двух персонажей объединяется в булгаковском одноглазом и хромом Воланде, который – кстати сказать – пригласил к себе на бал Маргариту, а та, таким образом, похищала из мира безумия своего Мастера.

Теневой Анимус соблазняет Карен начать свой танец. Это не ее индивидуальный партнер, это стимул, провокация, соблазн, нечто неосознанное, не выбираемое, но непреодолимо влекущее к бешеному танцу. В реальности девушка может и проецировать его на встреченного мужчину, подчиняясь его власти и коварству. Отсюда следуют многочисленные истории о соблазнителях и предателях любви. Приведем одну песню из рукописного сборника заключенных:

Любила парня одного
И воровать я с ним ходила
И деньги краденые мной
Я просто милому дарила.

А он в кругу своих друзей
Нередко хвастался другою,
Он гнал меня и презирал,
Не дорожил он просто мною.

И вот в один прекрасный день
Я отомстить ему решила.
Вонзила в спину ему нож,
О, судьи, я его любила.

Никто не видел как она
Кольцо с руки своей сняла.
Никто не видел, как она
Кусочек яда проглотила.

И рядом плачет ее мать
Весь зал наполнился слезами.
Очнись, дитя мое, очнись,
Тебя ведь судьи оправдали.
(Ефимова, 2004, с. 263-264)

<...>

Танец… и его остановка: время остановиться
В наше время блуждание по дремучему лесу Бабы Яги, по Железному Лесу великанш скандинавской мифологии может быть отнесено к хождению по лабиринтам бессознательного. И здесь не имеет большого значения то, есть ли у нее в качестве путеводителя томик К. Кастанеды или зажатые в кулачке деньги на оплату тренинга личностного роста. Мы должны признать то, что есть время танцу, а есть время работе, отдыху, встречам и отношениям со значимыми людьми. Вовлекаясь в танец, необходимо отчетливо понимать, когда придет ему конец и когда надо будет уходить с вечного бала. Это понимание не способен дать партнер, Анимус или реальный мужчина (любовник или учитель), на которого он проецируется. Проекция Анимуса это «брат – чародей», предлагающий идти по «дороге сна»:

…По Дороге Сна — мимо мира людей; что нам до Адама и Евы,
Что нам до того, как живет земля?
Только никогда, мой брат-чародей, ты не найдешь себе королеву,
А я не найду себе короля.

И чтоб забыть, что кровь моя здесь холоднее льда,
Прошу тебя — налей еще вина;
Смотри — на дне мерцает прощальная звезда;
Я осушу бокал до дна…
И с легким сердцем — по Дороге Сна…

(Хелависа. Дорога Сна)

Подсказку про конец отведенного времени дает лишь Фея, вечно молодая и вечно старая, внутренняя женская мудрость, опирающаяся на жизненный опыт предыдущих поколений. В истории Карен, где у героини нет контакта с близкими людьми и с женской линией рода, такой подсказки не дает никто. Социальные катастрофы, сломы и перемены, лишают женскую линию передачи жизненного опыта необходимой устойчивости в сочетании с гибкостью. И в наше время это нередкий случай и «при живой матери», которая в свое время сама отплясывала в красных башмачках, во славу строительства коммунизма или карьеры.

<...>

Потерянная туфелька или отрубленные ножки: риск потерь

<...>

Если в «Красных башмачках» старый солдат инициирует танец, то в сказке братьев Гримм «Стоптанные туфельки» немолодой солдат как раз способствует его прекращению. Двенадцать прекрасных принцесс каждую ночь уходи танцевать с принцами из подземного мира, чтобы расколдовать их. И только солдат, по требованию короля, смог уличить принцесс, таким образом прекратив их ночные танцы, и получил себе жену с царством впридачу. В этой сказке мы видим не провоцирующую, а контролирующую роль Анимуса, служащего целям контролирующего центра Эго. В тот момент, когда осознание уже не в состоянии адекватно воспринимать реальность, появляется фигура «внешнего наблюдателя», функционального исполнителя (солдат принадлежит к социальной функциональной субкультуре), который оказывается способен отличить правду от сна. Обратим внимание на его неподвластность сну в сказке.

В сказке «Золушка» братьев Гримм нет акцента на внешнем контроле за временем: героиня сама убегает с бала затем, чтобы ее родители ничего не заподозрили, то есть все еще действует внешнее социальное регулирование. Однако, именно в этой сказке есть другой жестокий момент: для того, чтобы втиснуть ножки в туфельки Золушки, сестрам приходится отрубать себе пальцы или пяточки, более того, Принц понимает, что это не подходящая ему невеста именно по их обильным кровотечениям в результате этой процедуры. Можно здесь говорить об искажении и болезненности, и в результате все равно непродуктивности и бессмысленности попыток проживания чужой судьбы, завладения чужим местом. По сути, хрустальные башмачки Золушки стали красными башмачками для ее сводных сестер. Истории антигероинь всегда значимы при исследовании сказок.

Мы не считаем, что человек достаточно плох или неудачлив, для того, чтобы отыгрывать сказку «Красные башмачки» или хорош для «Золушки». У каждого из нас есть или были свои «красные башмачки», каждому довелось когда-то танцевать и в хрустальных. Это не сценарии сказок, которым посвящают свою судьбу без остатка, но сюжеты, которые проглядывают в жизни. Важно уметь их замечать и действовать как в соответствии с высоким, символическим смыслом, так и с разумом.

Список литературы:

1. Андерсен Х.-К. Красные башмачки /Переврд А. Ганзен // http://tarot.indeep.ru/decks/fairytale/15.html
2. Бутовская М.Л. Тайны пола: Мужчина и женщина в зеркале эволюции. – Фрязино: Век 2, 2004. – 368 с.
3. Гримм Я., Гримм В.К. Золушка // Сказки / Пер. с нем. Г. Петникова.- М.: Художественная литература, 1978. – с. 76 – 82.
4. Добровольская В.Е. Прескрипции, бытующиев среде кладбищенских работников // Фольклор малых социальных групп: Традиции и современность: Сб. научных статей. – М.: Государственный республиканский центр русского фольклора, 2008. – с. 126-133.
5. Ефимкина Р., Горлова М. Психологическая инициация женщины \\ Российский гештальт. / Под ред. Н.Б.Долгополова и Р.П.Ефимкиной. — М.: МИГИП, Новосибирск: НГУ, 1999 — с. 49-65.
6. Ефимова Е. С. Современная тюрьма: Быт, традиции, фольклор. – М.: ОГИ, 2004. – 398 с.
7. Зеленин Д.К. Русские народные обряды со старой обувью // Избранные труды: Статьи по духовной культуре 1901 – 1913. – М.: Индрик, 1994 – с. 214-229.
8. Перро Ш. Золушка / Перевод Г. Таббе // http://tarot.indeep.ru/decks/fairytale/03.html
9. Хендерсон Дж. Психологический анализ культурных установок / Пер. Л. Хегая. – М.: Добросвет, КДУ, 2007. – 272 с.
10. Эриксон Э. Детство и Общество / Пер. Алексеева А.А. — СПб.: "Речь. — 2002. – 592 с..
11. Эстес К.П. Бегущая с волками. – М.: ИД Гелиос; К.: София, 2002. – 656 с.
12. Cinderella: A Casebook / Ed. By Alan Dundes. – Madison: The University of Wisconsin Press. – 1988.