Марина Черткова
«КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА» - Бунт и Суд
(по произведению А.С.Пушкина, тезисы к докладу на 13-й конференции Ассоциации писателей Урала и Поволжья в Оренбурге)
Последнее крупное произведение - роман «Капитанская дочка» - А. С. Пушкин закончил в октябре 1836 года. «Капитанская дочка» вышла в свет 22 декабря 1836 года в четвертом номере пушкинского «Современника». 10 февраля 1837 года Александра Сергеевича Пушкина не стало…
Роман “Капитанская лочка» ещё с советских времен принято считать художественной иллюстрацией пугачевского бунта. Без сомнений, А.С.Пушкина интересовала личность Емельяна Пугачёва, но куда более его волновали подспудные корни русского бунта – «беЗсмысленного и беспощадного», причина которого не только в пресловутом «угнетении народных масс», а гораздо глубже.
Роман «Капитанская дочка» о Бунте? – ДА. (Но не только об историческом Пугачёвском бунте в привычном его понимании.)
Роман «Капитанская дочка» о положении дел в России? Её прошлом и будущем? - ДА.
Роман «Капитанская дочка» о преображении русского ЧЕЛО-ВЕКА? - ДА.
Роман «Капитанская дочка» о Любви? – ДА.
Сообразно логике Пушкина, истоки Пугачёвского бунта (как мины замедленного действия) заложены ещё в «делах давно минувших дней», на это есть намек в концовке поэмы «Руслан и Людмила», в связи с судьбой похитителя красавиц Черномора:
Лишенный силы чародейства,
Был принят карла во дворец…
Поскольку все произведения А.С.Пушкина так или иначе связаны между собой, а многие «сквозные» герои кочуют из поэм в повести, драмы и сказки, то в романе «Капитанская дочка» скомпрессовано всё, что собрала в своем полноводном потоке гениальная Пушкинская мысль. В этом кристально чистом роднике ЖИВОЙ РЕЧИ хранятся:
- ключи к ПОЭМЕ «Руслан и Людмила»,
- ключи к Пушкинским сКАЗКАМ,
- фамильное древо Русских родов, ибо герои «Капитанской дочки» - потомки Руслана и Людмилы (а также Черномора и Фарлафа)
- пророчество о настоящем и будущем России,
- базовые ЗАКОНЫ МИРОЗДАНИЯ, напрямую связанные с ЖИВОЙ ЧЕЛОВЕКА,
- призыв к ПОЛНОЙ «РЕАБИЛИТАЦИИ» СТАТУСА И ПОЛОЖЕНИЯ ЖЕНЩИНЫ В РОССИИ И МИРЕ, на которую направлена магическая атака.
«Для вас, души моей царицы…» - прямое посвящение и обращение Пушкина к Женщинам в Руслане и Людмиле звучит и в «Капитанской дочке»: ведь роман назван именно «Капитанская дочка» (а не «Сержант гвардии и капитанская дочка»), хотя в романе (как и в поэме) большей частью описаны деяния героя-мужчины. Пётр Андреевич Гринёв в своих записках повествует о том, что с произошло с ним, но роман не называется «Мемуары сержанта гвардии»… Почему? А потому, что согласно завету древних: «ОТ ЖЕНЩИНЫ МИР «НАЧАЛСЯ» И МУЖЧИНА ПОЯВЛЯЕТСЯ ОТ/ИЗ ЖЕНЩИНЫ. ИМЕННО ЖЕНЩИНА ИНИЦИИРУЮЕТ МУЖЧИНУ В ЖИЗНЬ». (И пока этот завет не осуществится, то РУСЛАН БУДЕТ ИМЕТЬ "РУСАЛКУ", а ЛЮДМИЛА БУДЕТ ИМЕТЬ "ЛЕШЕГО".)
- и, наконец, в «Капитанской дочке» как в «Руслане и Людмиле» ясно звучит утверждение-глагол, что в потенциале каждая любящая пара Женщина-Мужчина есть совместная «меркаба» - ВЕЧНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ, или ВРИЛЬ, независимый от среды «обитания». Такие «любящие пары» «путешествуют по мирам, а их потомство по выражению А.С. Пушкина «благоденствует в «Симбирской губернии».
Несколько слов о главных героях романа. Их четверо - трое мужчин и одна женщина:
Пётр Гринёв - не витязь, как Руслан, а сержант гвардии, носящий форму нерусского образца; потомственный военный, по достижении 16-летия (!) идёт служить в армию по воле отца; попадает в Белогородскую крепость и там отстаивает честь любимой женщины в поединке, рискуя ради неё жизнью. Почитание женского начала у него в крови. Родовая честь для него не пустой звук: однажды дав присягу Императрице, остаётся верен присяге даже перед лицом Смерти. Будучи оклеветанным, оберегает честь невесты ценою доброго имени.
Емельян Пугачёв - возникший в буране не то волк, не то человек, ведомый «неведомой силой» разбойник с большой дороги, самозванец и бунтовщик; он, как и Черномор пугает (поэтому Пугачёв), но в отличие от карлы не похищает красавиц, а возглавляет шайку изгоев мужского рода и одержим лишь одной целью: сбросить с трона ИМПЕРАТРИЦУ и занять её место. Называет себя Государем и стоит во главе «войска», которое отнюдь не государственные интересы защищает, а промышляет убийством и грабежом. Пугачёв, подчёркиваю, не питает интереса к женскому полу. В романе нигде не сказано, чтобы у него где-то на стороне была жена (или любовница, как, например, у Стеньки Разина).
Пугачёв к тому же одна из ипостасей «мужской» христианской троицы, которая автором не без иронии, - это ПАРОДИЯ и на христианство и масонство вместе, судите сами:
«Я вошел в избу, или во дворец, как называли ее мужики. Она освещена
была двумя сальными свечами, а стены оклеяны были золотою бумагою; впрочем,
лавки, стол, рукомойник на веревочке, полотенце на гвозде, ухват в углу и
широкий шесток, уставленный горшками,было как в обыкновенной избе.
Пугачев сидел под образами, в красном кафтане, в высокой шапке, и важно
подбочась. Около него стояло несколько из главных его товарищей, с видом
притворного подобострастия. <…> Пугачев узнал меня с первого взгляду.
Поддельная важность его вдруг исчезла. "А, ваше благородие!" -
сказал он мне с живостию. - "Как поживаешь? За чем тебя бог принес?"
Я отвечал, что ехал по своему делу и что люди его меня остановили. "А по
какому делу?" спросил он меня. Я не знал, что отвечать. Пугачев, пологая,
что я не хочу объясняться при свидетелях, обратился к своим товарищам и
велел им выдти. Все послушались, кроме двух, которые не тронулись с места.
"Говори смело при них" - сказал мне Пугачев: - "от них я ничего не таю". Я
взглянул наискось на наперсников самозванца. Один из них, щедушный и
сгорбленный старичок с седою бородкою, не имел в себе ничего замечательного,
кроме голубой ленты, надетой через плечо по серому армяку. Но ввек не забуду
его товарища. Он был высокого росту, дороден и широкоплеч, и показался мне
лет сорока пяти. Густая рыжая борода, серые сверкающие глаза, нос без
ноздрей и красноватые пятна на лбу и на щеках придавали его рябому широкому
лицу выражение неизъяснимое. Он был в красной рубахе, в киргизском халате и
в казацких шароварах. Первый (как узнал я после) был беглый капрал
Белобородов; второй Афанасий Соколов (прозванный Хлопушей), ссыльный
преступник, три раза бежавший из сибирских рудников.
Швабрин , ср. с "шварц" (чёрный) - трус и подлец под стать Фарлафу - офицер «с лицом смуглым и отменно некрасивым», любитель французских книг. Его оружие – клевета и коварство. От страха за собственную жизнь нарушает присягу и переходит на сторону бунтовщиков. Одержим страстью к Марье; домогается её взаимности угрозами и шантажом, силою держит в темнице, на хлебе и воде.
Марья МИРонова - наследница по прямой Людмилы (МИЛОЙ ЛАДЫ-АЛЁНУШКИ, благодаря пробуждению которой на Киев сходит "кроткий мир"); Маша (но не Мария, а МАРЬЯ) после убийства подельниками Пугачева её родителей (Ивана и Василисы) становится СИРОТОЙ (т.е. практически беЗправной женщиной). Однако, у сироты достаёт сил, чтобы оправдать оклеветанного и осуждённого на каторгу жениха.
Марья Миронова и есть главное действующее лицо - об этом заявлено в самом названии романа – КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА. В этом женском образе Пушкин собрал все черты как реальной так и «сказочной» ВЕЧНОЙ ЖЕНСТВЕННОСТИ: она и Марьюшка, готовая идти за Финистом Ясным Соколом на край Вселенной, она и Голубка-мироносица, и Спящая Царевна (Царевна, которая «в темнице тужит»), и Прекрасная дама, вручающая рыцарю шпагу, Афродита, исцеляющая раненого взглядом любви… Она и Людмила в шапке-невидимке (когда лежит в бреду в доме священника, скрытая беспамятством от «ястребиных глаз» коршуна-Пугачёва), она и священный ГраАЛЬ – Алёна, или Елена Троянская в Белогородской крепости, из-за которой сшибаются мужские копья (именование БЕЛОгородская не случайно)...
В связи с Марьей Мироновой особый интерес представляют две главы романа: СИРОТА и заключительная СУД (не божий, заметим), а также письмо Марьюшки, побуждающее Гринёва действовать без оглядки. Вот она пишет среди прочих молений о помощи:
«Я живу в нашем доме под караулом» – т.е. у себя в доме, на Земле женщина не хозяйка, а пленница, каждую минуту страшащаяся насилия, которое для неё хуже смерти. («В темнице там царевна тужит, а бурый волк ей верно служит»…)
У Марьи-царевны стойкий комплекс СИРОТЫ и ПЛЕННИЦЫ, ждущей своего избавителя в лице любящего мужчины. И таковой, хвала Жизни, находится…
Но вот парадокс: волю пленнице Швабрина даёт Пугачёв - изверг, лишивший её отца и матери и сделавший сиротой! Но по размышлении очевидно, что в таком решении «благодетеля» несомненна заслуга Петра Гринёва, потомка Руслана, одержавшего над «коршуном» нравственную победу… Зато когда ему самому угрожает позорная казнь, «бедная сирота» преображается до Царь-девицы, достойной самой Императрицы! УМ и СЕРДЦЕ капитанской дочки – спящей царевны, очнувшейся от «тайных чар», вступают в свои права…
Марья Миронова это и Марья Моревна – Царь-девица, пленённая Кощеем в момент своей уязвимости – СИРОТСТВА, лишённости Родовой защиты, под которой всегда находилась Женщина как рождающее и кормящее из себя начало. На счастье сироты сыскался защитник-мужчина, но, если бы этого не случилась, Марья Миронова навсегда осталась бы пленницей Швабрина, и как знать, чем бы тогда закончился СУД Императрицы?.. Но «случай бог изобретатель» оказался на стороне влюбленных, и Пушкин, дабы это зафиксировать, вносит в имя Марьи Моревны свою правку, меняя гласную «о» на «и», и перед нами уже не «Моревна» - от «мор», «смерть», Царь-девица, непобедимая «богатырша» матриархальной культуры, скорая на расправу, а Та, что несёт в себе не МОР, но МИР. Она та, кто может напрямую общаться с самой ИМПЕРАТРИЦЕЙ и убеждать, добиваясь не только милости, но даже вселенской справедливости.
Оговорюсь сразу, что к Екатерине Великой ИМПЕРАТРИЦА не имеет никакого отношения. Это утверждение кажется парадоксальным, но… Если бы автор записок присягал и хранил верность правительнице России того времени, то она была бы названа им хоть где-то по имени-отчеству, но в записках собственно Петра Андреевича Гринева сия таинственная особа называется «императрицей» или «государыней», «дамой» (т.е. именами нарицательными, но не собственными). К слову сказать, за Пушкиным не замечалось раболепия к власть имущим, скорее, наоборот: «медного кумира» главный цензор поэту не простил…
Но тогда… кого же собирался свергнуть с престола бунтовщик Пугачёв, если не царицу немецкого происхождения? А вдруг владения не называемой по имени-отчеству Императрицы гораздо шире границ Русской державы, вдруг они распространяются за земные пределы до бесконечности? Тогда… фигура исторического Пугачёва очень подходит для передачи сути «мужицкого» бунта против Женского начала Вселенной, тем более, что образ бунтовщика Емельки многозначен как символ.
Вспомним само явление «беглого казака», «вожатого» в буране… Пушкин пишет: «всё было МРАК и ВИХОРЬ». Повторяется не раз: «чёрный», «мрак» т.е. ЧЕРНО-МОР.
"И кто-то в дымной глубине взвился чернее мглы туманной" («Руслан и Людмила»):
«Вдруг увидел я что-то черное. "Эй, ямщик! -- закричал я,-- смотри: что там такое чернеется?" Ямщик стал всматриваться. "А бог знает, барин,-- сказал он, садясь на свое место; -- воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелится. Должно быть, или волк или человек".
О Пугачеве в тексте говорится: «принесла нелегкая», а также: «…в степи верст за шестьдесят от крепости видел он множество огней и слышал от башкирцев, что идет неведомая сила». А потом "неведомая сила" оформляется в любимый народом образ Всадника на Белом коне. Но это отнюдь не Егорий Хоробрый, по следам за ЕМЕлей (ср. с индусским Ямой) следует Смерть. В тексте есть намёк и на Яму: так, раз десять кряду в одном абзаце повторяется слово «ЯМ-щик». Хотя в народной душе и таится симпатия к «разбойничкам-освободителям», нет сомнения, что стоящий в ряду робин-гудов Пугачёв – хищник, попивающий живую кровушку (он этого и не скрывает: живая кровь вкуснее мертвечины), ведь он – КОРШУН с «ястребиными глазами», обидчик Девы-Лебеди…
Правда, дальний потомок Черномора лишен колдовской силы (разве отличается звериным чутьем, но не жёнолюбием (!). Зато ряженое Пугало, похваляющееся наколкой двуглавого орла, претендует на трон самой Царицы! Эвона, на что замахнулся ВРЕМЕНЩИК-САМОЗВАНЕЦ!.. Да ещё банду собрал себе в подмогу. Что представляет собой его армия? Сборище человеческих отбросов ужасного вида (без ушей, ноздрей), то есть полулюдей, не способных созидать, но лишь грабить и разрушать. Война – их промысел, дающий возможность существования, а у «войны НЕ женское лицо». Уничтожение остатков матриархальной культуры порабощающим патриархатом показано как взятие крепостей (символично, что тело зарубленной комендантши Василисы Егоровны долго не убирается и валяется, прикрытое рогожей). Чёрные орды между тем прут на ОР-ЁН-бург (угроза Земле-Матери возрастает)…
Но срабатывают защитные природные механизмы: в стане Пугачёва разброд и шатание. И в глубине души вожак бунтовщиков сам осознает, что он временщик, что «против времени закона его наука не сильна» (эти слова Финна в отношении Черномора можно отнести и к Пугачу). Ведь с ВЕЧНОЙ ЖЕНСТВЕННОСТЬЮ шутки плохи. Не об этом ли предостерегает временщика юный Пётр Гринёв, мудрый не по летам? Следим по тексту Пушкина:
"…Ну, думал ли ты, ваше благородие, что человек, который вывел тебя к умету, был сам великий государь? (Тут он взял на себя вид важный и таинственный.) Ты крепко передо мною виноват" - продолжал он; - "но я помиловал тебя за твою добродетель, за то, что ты оказал мне услугу, когда принужден я был скрываться от своих недругов. То ли еще увидишь! Так ли еще тебя пожалую, когда получу свое государство! Обещаешься ли служить мне с усердием?" Вопрос мошенника и его дерзость показались мне так забавны, что я не мог не усмехнуться. "Чему ты усмехаешься? - спросил он меня нахмурясь. - "Или ты не веришь, что я великий государь? Отвечай прямо". Я смутился: признать бродягу государем - был я не в состоянии: это казалось мне малодушием непростительным. Назвать его в глаза обманщиком - было подвергнуть себя погибели; и то, на что был я готов под виселицею в глазах всего народа и в первом пылу негодования, теперь казалось мне бесполезной хвастливостию. Я колебался. Пугачев мрачно ждал моего ответа. Наконец (и еще ныне с самодовольствием поминаю эту минуту) чувство долга восторжествовало во мне над слабостию человеческою. Я отвечал Пугачеву: Слушай; скажу тебе всю правду. Рассуди, могу ли я признать в тебе государя? Ты человек смышленый: ты сам увидел бы, что я лукавствую. "Кто же я таков, по твоему разумению?" - Бог тебя знает; но кто бы ты ни был, ты шутишь опасную шутку. Пугачев взглянул на меня быстро. "Так ты не веришь", - сказал он, - "чтоб я был государь Петр Федорович? Ну, добро. А разве нет удачи удалому? Разве в старину Гришка Отрепьев не царствовал? Думай про меня что хочешь, а от меня не отставай. Какое тебе дело до иного-прочего? Кто ни поп, тот батька. Послужи мне верой и правдою, и я тебя пожалую и в фельдмаршалы и в князья. Как ты думаешь?" - Нет, - отвечал я с твердостию. - Я природный дворянин; я присягал государыне императрице: тебе служить не могу. Коли ты в самом деле желаешь мне добра, так отпусти меня в Оренбург».
Напомню, что согласно концовке «Руслана и Людмилы», лишённый бороды (т.е. обессиленный, читай: оскоплённый) Черномор был принят не куда-нибудь, а во ДВОРЕЦ (или ЦАРСКОЕ СЕЛО). Черномор необходим там в той мере, как Смерть нужна для обновления Жизни, но если разбойничьи притязания затрагивают саму жизненную основу, а именно сферу ЖЕНСКОГО ВЛАДЫЧЕСТВА… В «беглом бунтовщике» Пугачеве обнаружилась как раз эта крайность - пиратская сущность ХИЩНИКА-КОРШУНА, льющего реки крови в претензии на КОРОНУ и ТРОН ИМПЕРАТРИЦЫ (читай: ЛОНО)… Что ж тут удивляться, что Всадник на Белой кляче остался без головы? Не по Емельке венец-то… Вспомним, как Черномор также остался без шапчонки, сверкая лысиной перед Людмилой, которой хотел обладать во что бы то ни стало…
Тот, кто ПУГАЛ, забыл о том, что ИМПЕРАТРИЦА СТРАШНА уже одной своей ВЕЧНОСТЬЮ, ВНЕВРЕМЕННОСТЬЮ.
Во ВСЕЛЁННОЙ нет и не может быть патриархального владычества, потому что рождающий и кормящий ЖЕНСКИЙ принцип таится в самых её недрах. Это знали древние, к этому пониманию приблизилась и современная наука… Не ЧЕРНОМОР, но ДЯДЬКА МОРСКОЙ, ВОЖАТЫЙ необходим в ВЕЧНЫХ ВОДАХ – Молочных реках и Кисельных берегах, но в разумном «количестве», если так можно выразиться. Без отмирания отжившего невозможна смена поколений… (А Дядька Морской, по всей видимости, служит в ведомстве МАРЫ).
Чтобы понять безсмысленность Пугачёвского бунта, нужно вновь обратиться к поэме «Руслан и Людмила»… Попробуем приложить ключи:
«ЧРЕДОЙ ИЗ ВОД ВЫХОДЯТ ЯСНЫХ»… Выходят и выходят под бдением МОРСКОГО ДЯДЬКИ из ЛОНА ЖИЗНИ богатыри – чредою, попарно, четами, поколения за поколением ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РОДА, а ЯСНЫЕ ВОДЫ ВЕЧНЫ…
ИМПЕРАТРИЦА ДРЕВНЕЕ САМОГО МИРА, в чём и убедился вещий Финн, испытавший ужас при виде этой непостижимой древности… И, хотя Финн был магом хоть куда, он благоразумно удержался от притязаний, а также от демонизации женского принципа из страха… но как истинный воин духа СКЛОНИЛСЯ ПРЕД ВЕЧНЫМ ЛОНОМ, источающим живую и мёртвую воду...
В отличие от Черномора Финн отказался МАГИЧЕСКИ НАСИЛОВАТЬ ЖЕНСКУЮ ПРИРОДУ, а просто, придя за помощью, СКЛОНИЛСЯ пред ЦАРИЦЕЙ ВСЕЛЕННОЙ:
С двумя кувшинами пустыми
Предстал отшельник перед ними;
Прервали духи давний сон
И удалились страха полны.
Склонившись, погружает он
Сосуды в девственные волны;
Наполнил…
И ВСЕЛЁННАЯ дала ему от щедрот своих, дабы ожил Руслан…
И ЦАРИЦА смилостивилась, дабы жил ГРИНЁВ – зелёный росток на Древе Жизни, дабы ветвился и процветал род Гринёвых – Мироновых…
В самом конце романа мы, как читатели, можем с удовольствием лицезреть вместе с провинциальными обитателями письмо императрицы Екатерины (триипостасной ГЕКАТЫ – ЕКАТЫ) за стеклом и в рамке, написанное отцу Гринёва и содержащее «оправдание его сына и похвалы УМУ и СЕРДЦУ дочери капитана Миронова».
Таким образом, беззащитная сирота оказалась всему ГОЛОВА (ср. с КАПИТАН от латинского caput).
Вот описание встречи Капитанской дочки с Императрицей:
«Марья Ивановна вынула из кармана сложенную бумагу и подала ее незнакомой своей покровительнице, которая стала читать ее про себя.
Сначала она читала с видом внимательным и благосклонным; но вдруг лицо ее переменилось,-- и Марья Ивановна, следовавшая глазами за всеми ее движениями, испугалась строгому выражению этого лица, за минуту столь приятному и спокойному.
-- Вы просите за Гринева? -- сказала дама с холодным видом.-- Императрица не может его простить. Он пристал к самозванцу не из невежества и легковерия, но как безнравственный и вредный негодяй.
-- Ах, неправда! -- вскрикнула Марья Ивановна.
-- Как неправда! -- возразила дама, вся вспыхнув.
(Здесь придётся вклиниться в авторский текст: ИМПЕРАТРИЦА-то СЛЕПА как хтоническое чудище! И ей – неуправляемой в «гневе» природной мощи – нужно как-то донести, что Гринёв не «безнравственный и вредный негодяй», но любящий мужчина, готовый защищать женщину, будущую мать своих детей… Скорую на расправу Императрицу удается сдержать лишь Капитанской Дочке с её УМОМ и СЕРДЦЕМ: - М.)
-- Неправда, ей-богу, неправда! Я знаю всё, я всё вам расскажу. Он для одной меня подвергался всему, что постигло его. И если он не оправдался перед судом, то разве потому только, что не хотел запутать меня.-- Тут она с жаром рассказала всё, что уже известно моему читателю».
Роман «Капитанская дочка» завершается главой «СУД». Название грозное, но СУД на поверку оказывается совсем НЕ СТРАШНЫМ и не таким уж апокалиптическим согласно средневековым прогнозам...
ИМПЕРАТРИЦА РАЗСУДИЛА следующим образом:
- она, во-первых, взяла на себя УСТРОЕНИЕ СОСТОЯНИЯ Марьи Мироновой (а стало быть, утвердила в прежнем статусе Женщину на Земле);
- во-вторых, помиловала Гринёва, восстановив его в правах, как доблестного мужа, и тем самым обеспечила возможность женитьбы его на Марье;
- в-третьих, казнила (выбросила из Круга Жизни) Пугачёва и Швабрина, лишив голов зачинщика бунта и его прихвостня-перебежчика. И поделом!
- в-четвёртых и последних, восстановила нарушенное бунтовщиками равновесие ЖЕНСКОГО и МУЖСКОГО принципов:
из главных действующих лиц в конце романа остаются лишь Марья Миронова и Пётр Гринёв. Она и Он. Ёна и Ён. И их потомство благоденствует в Симбирской губернии.
Речённое Пушкиным уже сбывается.
Отредактировано Марина (2014-07-10 21:16:50)