Фото разумеется - нет. Такие люди не светятся на фотокамеры. Ибо Маги могут по фото прочесть многое.
Рождаются в семьях инициированных, где хотя бы один из родителей (как правило мужчина) инициирован в структуры соданные и контролируемые Сионом. В РИ это была православная церковь. В СССР - органы безопасности. Мать скорее всего должна быть еврейкой или с половиной еврейских генов.

СССР в большой политической игре (часть 2)
Опубликовано 10.12.2015

Официально проповедуемая идеология коммунизма не помешала СССР проявить инициативу в установлении контактов с Германией после вступления 6 ноября 1936 г. Италии в германо-японский союз. Не успели ещё высохнуть чернила на Антикоминтерновском пакте, а Сталин в декабре 1936 г. в обход НКИД посылает в Берлин в качестве своего личного представителя советского торгпреда Давида Канделаки. Но предварительно Сталин получил 2 декабря 1936 г. «Проект постановления ИККИ (Исполкома Коминтерна) о роспуске КПП (компартии Польши)», на котором собственноручно начертал резолюцию: «С роспуском опоздали года на два (то есть после подписания польско-германского соглашения в 1934 г. – В.А.). Распустить нужно, но опубликовывать в печати, по-моему, не следует» (Вопросы истории». 1988. № 12. С. 52). Очевидно, разочарование Сталина в деятельности польской и входящих в неё западно-украинской и западно-белорусской компартий, в которых к тому же имело место свободомыслие, явилось причиной такого шага.

Но роспуска КПП тогда не последовало, как не последовало сворачивания политики на укрепление сотрудничества с Западом, которую проводил НКИД во главе с Литвиновым. Просто был обозначен ещё один вектор во внешней политике, направленный на сближение с Германией, с целью заключения соглашения с ней, о чём говорил Сталин на одном из заседаний Политбюро. Объясняется такая двуликая политика стремлением утвердиться в эпицентре тогдашнего мира, каковым была Европа, независимо от того, с каким дьяволом придётся идти на сделку. Так как официальная позиция СССР, проводимая наркоматом иностранных дел, заключалась в создании антифашистского блока, то это второе (антизападное) направление курировали Сталин и Молотов по линии НКВД, во главе которого был поставлен Н.И. Ежов, сменивший Г.Г. Ягоду. Как отмечает Вальтер Кривицкий: «Ежов, в молодости рабочий-металлист, был воспитан в сталинском духе. Этот организатор печально знаменитых чисток был человеком недалекого ума. Любой свой вопрос он нёс к Сталину и все, что говорил ему Хозяин, повторял слово в слово, а затем претворял в дело» (Вальтер Кривицкий, «Я был агентом Сталина»: записки советского разведчика. М., 1991).

О визите Канделаки сам В. Кривицкий, неожиданно получивший указание Центра в декабре 1936 г. «заморозить» всю советскую агентурную сеть в Германии, узнает как раз через эту сеть. По его сведениям на переговорах советского торгпреда с имперским министром Я. Шахтом было выработано предварительное соглашение, с текстом которого и в сопровождении резидента Иностранного отдела ГУГБ (ОГПУ) Канделаки прибыл в апреле 1937 г. в Москву и даже был награждён орденом Ленина. Стороны были близки к соглашению. В конце января 1937 г. Канделаки сообщал Сталину, что в соответствии с полученной от него директивой, сделал Шахту заявление по поводу предложения немцев о политических переговорах с ними. «Шахт, выразив удовлетворение нашим ответом, наметил тогда же порядок переговоров и указал, что они начнутся в ближайшие дни, после того как им будет доложен германскому правительству наш ответ». Но, как следует из переписки Шахта с министром иностранных дел Германии Константином Нейратом, фюрер не пошёл на переговоры, посчитав их попыткой русских использовать их для получения дивидендов от Франции и Англии. При этом даже отмежевание советского правительства от Коминтерна для него не имело значение. «Совсем другое дело, если ситуация в России будет развиваться и дальше в направлении абсолютного деспотизма на военной основе. В этом случае мы, конечно, не упустим случая снова вступить в контакт с Россией» (Безыменский Л.А. Гитлер и Сталин перед схваткой. М., 2009. С. 89).

Канули в лету времена, когда Москва использовала Берлин в своих интересах. Теперь роль Германии усилилась настолько, что она не нуждалась в поддержке Москвы, даже в качестве шантажа западных демократий, противостоять которым Гитлер рассчитывал при помощи Польши, в отношении которой он по-прежнему разыгрывал антисоветскую карту. В феврале 1937 г. Герман Геринг, двоюродный брат которого Герберт был заместителем Шахта и принимал участие в переговорах с Канделаки, убеждал Рыдз-Смиглого в том, «что обеим странам угрожает опасность со стороны России независимо от того, является ли она коммунистической, монархической или либеральной, и что в этом отношении интересы Польши и Германии едины» (см.: Краткая история Польши с древнейших времен. М., 1993).

Не в пользу СССР складывалось и противостояние в Испании. Победа Франко была предопределена с образованием в апреле 1937 г. Испанской фаланги, объединившей все национальные силы этой страны. Аналогичные попытки объединить все интернациональные силы Испании, предпринятые Москвой, привели к мятежу в Барселоне в мае 1937 г. партии ПОУМ, образцово спровоцированному и подавленному резидентом Иностранного отдела НКВД А. Орловым (Л.Л. Фельдбиным). Эта партия осуждала бюрократизацию и политические судебные процессы в СССР, в чём была солидарна с Л.Д. Троцким, хотя и не являлась троцкистской. Сам Троцкий был объявлен главным виновником последовавших после этого поражений на фронтах. Тогда же было принято решение о его физическом устранении, что было поручено тогдашнему заместителю начальника Иностранного отдела НКВД Шпигельглазу, который тогда в 1937 году провалил это задание. Только с третьей попытки в августе 1940 г. Троцкий был убит, но он успел создать в 1938 г. антисталинистский IV Интернационал, что знаменовало тяжелейший кризис, если не полное банкротство, международного коммунистического движения (Вадим Роговин. «Мировая революция и мировая война», Судоплатов П.А. «Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля». М., 1996. С. 77)

Это развязало руки Гитлеру в австрийском вопросе. В ходе разработки военной операции (план «Отто») на случай осложнения ситуации с присоединением Австрии, Гитлер в директиве о единой подготовке Вермахта от 24.06.1937 указывает на необходимость быть готовым начать войну против Франции и союзной ей Польши. Не рассматривался как серьёзный противник Советский Союз, куда из Берлина, через посредничество Э. Бенеша, в начале мая 1937 г. попали документы о существовании «заговора в Красной Армии». Эти зёрна упали на благодатную землю. Красная Армия после ликвидации политической оппозиции оставалась единственной реальной силой, которая пусть и гипотетически могла угрожать власти Сталина. Поэтому из пяти маршалов в живых остались только знакомые ему по совместной работе в прошлом и лично преданные ему К.Е. Ворошилов и С.М. Будённый. Не избежала репрессий и связанная с армией разведка. Если согласится с реальность «заговора Тухачевского», то логично признать, что вместо противопоставления Вермахта Гитлеру, Сталин сам получил противостояние руководства собственной армии.

Возможно, свою роль в армейских репрессиях сыграли неудачи на Дальнем Востоке, где набирающая силу Япония вытеснила Москву из Кореи, Китая и даже стала угрожать Монголии. Вероятно, это и учитывала директива Гитлера от 24 июня 1937 г., в которой отмечалась «недостаточная военная готовность… России» (Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. Исторические очерки. Документы и материалы. Т.:I. Подготовка и развертывание нацистской агрессии в Европе. М., «Наука», 1973 г. С. 202). К середине 1937 г. японцы оккупировали Северный и Центральный Китай, а поэтому Сталин заставил Красную Армию этой страны пойти на соглашение с Гоминданом. Но и это не спасло её от поражения и отхода к советским границам. В 1936-1937 гг. происходит ряд столкновений японцев с советскими пограничниками и армейскими частями. Вот тогда СССР и стал готовиться к войне на Дальнем Востоке, для чего 173 тысячи корейцев было выселено в 1937 г. с Дальнего Востока в Казахстан и Узбекистан (Газ. «Аргументы и факты» от 15 мая 2002).

Для реализации дальневосточных планов необходима было нормализация отношений с Германией. Поводом для этого могла стать так называемая «немецкая операция НКВД», начатая на основании решения Политбюро от 20 июля 1937 г. об аресте немцев, работающих «на военных, полувоенных и химических заводах, на электростанциях и строительствах во всех областях», и приказа НКВД № 00439 от 25 июля. Но Гитлер оставляет гласом вопиющего в пустыне заявление 30 июля 1937 г. советского посла в Берлине Юрьева Вейцзекеру о желании установить хорошие отношения с Германией. Это отразилось на судьбе более 55 тыс. чел., осужденных в ходе «немецкой операции НКВД» в 1937-1938 гг., из которых этнических немцев было 38% (Охотин Н.Г, Рогинский, А.Б. Из истории «немецкой операции» НКВД 1937-1938 гг.).

Более того, Гитлер даёт распоряжение прервать тайные переговоры с представителями Сталина, и Канделаки возвращается в Москву, где был арестован 11 сентября 1937 г., а летом 1938 года расстрелян. В ноябре 1937 г. в Москве было принято решение о ликвидации лидера украинских националистов Е. Коновальца, делавшего ставку на фашистов. Его убийство было осуществлено в Роттердаме 23 мая 1938 г. Павлом Судоплатовым, который план операции по ликвидации Коновальца лично докладывал Сталину в том же ноябре 1937 г. В это же время полным ходом шла физическая ликвидация западно-украинских просвещенцев (большинство из них были расстреляны в ноябре 1937 в урочище Сандармох в Карелии). И причиной тому стали неудачи политики в отношении Варшавы, в которой с ноября 1937 г. по июнь 1938 г. даже отсутствовал полпред СССР. Объяснялось это усилившимся польско-германским сближением, которое было необходимо Гитлеру в свете подготавливаемого аншлюса Австрии. В ноябре 1937 г. Геринг заявил посетившему Берлин вице-министру иностранных дел Польши Я. Шембеку, что Германии «нужна сильная Польша», которая вправе иметь выход к Черному морю.

Репрессиями Сталин убивал сразу двух зайцев. Кроме расправы над своими оппонентами (явными и мнимыми), он возлагал на «врагов народа» вину за провалы во внешней политике. Поэтому «Большой террор» стал важной частью «большой политической игры», концепция которой была окончательно сформирована к этому времени. Именно поэтому репрессии были увязаны с нагнетанием военного психоза в связи с внешней военной угрозой, которую создали на международной арене, в том числе неудачи Сталина, не сумевшего создать положительный имидж страны как сильной цивилизованной державы, с которой необходимо считаться. Не случайно все расстрелянные обвинялись в измене и шпионаже в пользу различных иностранных держав, естественно угрожающих миру. А так как объявленные Москвой агрессоры и жертвы в этой войне менялись несколько раз местами, то не надо искать причины связи жертв поощряемой шпиономании с конкретными государствами. Не случайно на ХVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 г. Сталин заявил, выдавая желаемое за действительное, что новая империалистическая война идёт «уже второй год», то есть начал отсчет её с того же 1937 года (Материалы 18-го съезда ВКП(б)) .

Польша заранее была проинформирована немецкой стороной о готовящемся воссоединении Австрии с Германией. Принимая в январе 1938 г. министра иностранных дел Польши Бека, в контексте интересов Германии в отношении Австрии, он подчеркивал, что ликвидация большевизма является первейшей задачей его политики. Бек ответил заверением в стремлении польского правительства «сохранить с Германией дружеские отношения, и продолжить политику маршала Пилсудского». 23 февраля 1938 г. Геринг уверял генерального инспектора Войска Польского маршала Э. Рыдз-Смиглу, что Польша и Германия образуют единый бастион против большевизма, из чего, по мнению генерал- фельдмаршала, следовало: «поражение Польши в эвентуальном польско-советском конфликте… неизбежно повлекло бы за собой большевизацию Германии».

Польша попыталась воспользоваться этой ситуацией, заручившись поддержкой Германии во время польско-литовского дипломатического конфликта весной 1938 г. после инцидента 11 марта 1938 г. на польско-литовской границе, накануне вступления немецких войск в Австрию. Воспользовавшись аншлюсом Австрии 13 марта 1938 г. (формально был закреплён плебисцитом 10 апреля 1938 г.), Варшава 17 марта выдвинула свои войска к литовской границе и предъявила ультиматум Литве с требованием установления дипломатических отношений и отказом Литвы от признания своей столицей г. Вильнюса, аннексированного Польшей ещё 9 октября 1920 года. Это привело к дипломатическому столкновению с СССР, со стороны которого последовало заявление о недопустимости разжигания польско-литовского конфликта. Литвинов трижды (16,18 и 20 марта) встречался с польским послом В. Гжибовским, а 18 марта с литовским посланником, которому посоветовал частично уступить силе и согласиться с установлением дипломатических отношений с Польшей.

Успешное завершение этого конфликта позволило заместителю наркома иностранных дел В. Потёмкину заявить по горячим следам о чуть ли не главной роли СССР в его урегулировании. Но основная заслуга в погашении польско-литовского конфликта принадлежала всё же Гитлеру, не позволившему Москве сыграть здесь главную роль и оккупировать Литву полякам, убравшим из ультиматума второй пункт (о Вильнюсе). Германия оказалась и единственной выигравшей территориально от этого конфликта стороной. Мало того, что под это дело она заняла в марте 1938 г. Австрию, так через год после этих событий она получила Клайпеду (Мемель) уже от самой Литвы (Восточная Европа между Гитлером и Сталиным 1939-1941. М., 2000).

События весны 1938 г. заставили советскую сторону форсировать принятие военного плана стратегического развертывания советских войск, который был представлен начальником штаба Красной Армии Б.А. Шапошниковым в памятной записке б/н наркому обороны К.Е. Ворошилову уже 24 марта 1938 года. Он предусматривал активные боевые действия Красной Армии не только на западной, но и на всей огромной южной границе, за исключением участков, граничащих с Афганистаном и Ираном (что объяснялось трудностями их покорения, в чем Москва убедилась воочию к началу 1930-х гг., и нежеланием конфликта с Великобританией из-за этого второстепенного региона). Главными целями плана Шапошникова от 24 марта 1938 года был разгром польских и немецких войск в Западной Белоруссии, для чего планировался удар группировкой свыше 70 дивизий «по обоим берегам р. Немана с задачей разгрома сосредоточивающихся здесь германо-польских сил с выходом наших главных сил в район Вильно – Гродно – Волковыск – Новогрудок – Молодечно» (первый вариант), или в Западной Украины, для чего те же 70 с лишним дивизий сосредотачивалась уже к югу от Полесья с задачей нанесения удара «на фронт Луцк – Львов, имея в виду главными силами выйти в район Ковель – Львов – Броды – Дубно» (Безыменский Л.А. Гитлер и Сталин перед схваткой. М., 2009. С. 381-392).

Вероятно, под влиянием польско-литовского конфликта в марте 1938 г. основным вариантом рассматривался первый. Этот конфликт был прекрасным поводом для оказания под флагом помощи жертве фашистско-польской агрессии (Литве, где из всех прибалтийских республик советское влияние было наибольшим), а заодно и для начала освобождения (оккупации) западно-белорусских земель. Но при этом стратегическое развертывание наших главных сил (тот же ударный кулак свыше 70 дивизий) к югу от Полесья (второй вариант), при активной обороне к северу от него (для чего в таком случае там оставлялось всего 30 дивизий) «могло быть осуществлено сразу, или в ходе начавшегося сосредоточения, не позднее 10-го дня мобилизации, для своевременного поворота потока эшелонов на Юго-Запад», как пишет Шапошников в той же своей записке наркому от 24 марта 1938 года. К такому решению может привести развитие «событий в Средней Европе («если фашистский блок нанесет удар Чехословакии и главными силами будет оперировать к югу от Полесья», – пишет Б. Шапошников в той же записке) или развертывание главных сил германо-польских армий в Галиции» (Безыменский Л.А. Гитлер и Сталин перед схваткой. М., 2009. С. 381-392).

В обоих вариантах предполагался международный конфликт, в котором оказывались вовлечёнными наряду с Польшей и Германией по одну сторону, также СССР, Франция и Великобритания и все восточноевропейские страны от Финляндии до Турции. При этом в противостоянии СССР с Польшей и Германией предполагался если не совместное выступление с Западом, то его благожелательный нейтралитет, что заставит Германию держать часть вооружённых сил на Западе, и это отмечено Шапошниковым. Только в этом случае его план имел шансы на успех. Именно поэтому оба варианта советского плана развёртывания, не выходили за линию Керзона, предложенную в своё время Западом как граница между СССР и Польшей, если не считать удара на Люблин, предусмотренного вторым вариантом в силу военной необходимости. Международный конфликт был стержнем «большой политической игры» Сталина, хотя Гитлер, только что присоединивший Австрию, не собирался в это время воевать ни с СССР, ни с Западом, что подтверждается отсутствием у него каких-либо военных планов в это время, а в отношении прибалтийских государств они вообще никогда не существовали.

Чем хороши военные планы, так это тем, что они избавлены от необходимости разъяснять причины, по которым возникла война. В них нет необходимости доказывать справедливость войны и тех или иных военных действий, а самое главное – общий план развёртывания вооружённых сил не раскрывает истинные цели, которые хочет достигнуть политическое руководство страны посредством войны, которая, как известно, является продолжением политики, только другими средствами. Для этого существуют планы отдельных операций, какой мы имеем на примере Финляндии, сосредоточение против которой войск Ленинградского военного округа с входящей в него Карелией, не учитывается в плане Шапошникова. Это не только обеспечивает соблюдение секретности, но и даёт возможность изменять сами политические цели и задачи (путём отмены одних планов операций и введения в действие других). Естественно, для всех направлений, упоминаемых в общем плане должны существовать конкретные планы операций, причём как на случай обороны, так и на случай наступления. Иначе надо признать, что военные едят свой хлеб даром. План Шапошникова предусматривал при необходимости захват или уничтожение баз и флотов прибалтийских лимитрофов (Латвии Эстонии и Литвы) с Финляндией и балканских стран (Румынии, связанной договорными отношениями с Польшей, и к которой СССР также имел территориальные претензии, Болгарии и Турции). Румыния и Болгария являлись сухопутными воротами к черноморским проливам, о которых мечтало не одно поколение российских императоров.

Так что два варианта развертывания советских войск на западной границе, предусмотренные в плане Шапошникова, отражали две основные цели здесь советского руководства, которые отнюдь не ограничивались Западной Украиной и Западной Белоруссией. Установление советского контроля над странами Балтии возвращало России (СССР) господство в Восточной Балтике, а присутствие на Балканах обеспечивало выход в Средиземное море. В то время еще господствовал принцип «кто владеет морем, тот владеет миром», сформулированный в своё время английской дипломатией и доказанный на практике. И явно не только против Германии было направлено принятое в 1938 г. в СССР решение в течение 10 лет построить 15 линкоров, 35 тяжёлых и 20 лёгких крейсеров, 145 лидеров и эсминцев. Позднее эту программу несколько подсократили – за семь лет предстояло построить «всего лишь» шесть линкоров, 21 лёгкий крейсер, 98 лидеров и эсминцев. Несмотря на то, что Гитлер своим вторжением помешал этим грандиозным планам, к июню 1941 г. в СССР всё же имелось 267 подводных лодок, что превышало численность к 1 сентября 1939 г. подводного флота Англии, Германии, Италии и Японии вместе взятых (Марк Солонин. «Есть ли у вас план, товарищ Сталин?» Статья из ж-ла «Эхо планеты» 21.05.2011). Именно на флот возлагались задачи по уничтожению флотов и баз Финляндии, прибалтийских государств, Румынии, Болгарии и Турции и их вероятных европейских союзников.

Естественно такие цели становились реальными только в условиях войны Германии и Японии с Западом, создание которых и должна была обеспечить проводимая Кремлём в «большой игре» дипломатическая политика. Она чётко видна из инструкций, направленных Потёмкиным советскому послу в Париже Я. Сурице в начале апреля 1938 г., из которых следует, что посол должен, «пользуясь нашими дружественными связями с такими журналистами, как Пертинакс, Бюрэ, Табуи и др., организовать антипольскую кампанию во французской прессе, разъясняя изменническую роль Бека и судьбу, ожидающую Польшу, если она и дальше пойдет по пути, намеченному Гитлером… Германия рассчитывает на Данциг и Мемель, Польша на Литву, Латгалию и даже Либаву. Вполне правдоподобно, что Гитлер разжигает эти аппетиты Польши. Расчет его достаточно ясен. О нем говорил в свое время тов. Сталин Лавалю, в бытность последнего в Москве. Гитлер учитывает неизбежность разгрома Польши нашими войсками. Когда мы займем некоторые области Польши, Германия сделает то же самое со своей стороны. Фактически, выполняя план Германии, Польша готовит себе четвертый раздел и утрату национальной независимости» (АВП РФ. Ф. 05. О. 18. П. 148. Д. 158. Л. 30. Цит.: «Восточная Европа между Гитлером и Сталиным 1939-1941(сборник)». М., 2000).

Содержавшиеся в письме Потемкина инструкции по организации антипольской кампании во французской печати наводят на мысль, что рассуждения о будущей судьбе Польши предназначались в известной мере не только для сведения полпреда и французов. После соответствующей обработки и упаковки эта информация должна была так или иначе достичь и Варшавы, и Берлина. Данное предположение подтверждается фактом публикации во второй половине апреля 1938 г. статьи В. Гальянова (псевдоним Потемкина) «Куда идет Польша», в которой почти дословно, а в чем-то даже более явно, чем в письме Сурице, высказывались прогнозы относительно будущего развития событий на границах СССР. Их квинтэссенцией стал, несомненно, следующий пассаж: Гитлер хочет спустить Польшу против Советского Союза… чтобы двинуть и свои полки на польскую территорию. Гитлеру нужно, чтобы Польша была стерта в прах между двумя жерновами. …Гитлер готовит Польше четвертый раздел» (Восточная Европа между Гитлером и Сталиным 1939-1941 М., 2000).

И это была не пустая угроза, если учесть имеющиеся сведения о попытках Москвы именно в это время вызвать Гитлера на переговоры через Финляндию по линии НКВД, несмотря на прекращение в марте 1938 г. переговоров о предоставлении Москве кредита. К этим попыткам относится и неофициальное предложение в апреле 1938 г. финскому правительству соглашения, гарантировавшего «экономическое сотрудничество с Советским Союзом с учетом обоюдных интересов в Скандинавии и Европе в обмен на подписание Пакта о ненападении, экономическом и военном сотрудничестве в случае агрессии третьей стороны». Это предложение носило секретный характер и делалось через резидента НКВД в Финляндии Рыбкина, который с этой целью, как вспоминает Судоплатов, был вызван в Кремль, где имел встречу со Сталиным и другими членами Политбюро. «Предложение Сталина включало также разделение сфер военного и экономического влияния в Балтийском регионе между Финляндией и Советским Союзом. По указанию Сталина Рыбкин также передал 100 тысяч долларов на создание партии мелких хозяев, которая выступала за нейтральную Финляндию» (Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930-1950 годы. М., 1997). Рыбкин во время беседы в Кремле выразил сомнение, что финны согласятся на подписание такого договора, но Сталин подчеркнул, что это зондаж, поэтому предложения должны быть сделаны устно, тайно от советского посла, то есть неофициально.

Тогда же были предприняты попытки найти тайные подходы к маршалу Финляндии Маннергейму, через его бывшего сослуживца по царской армии – графа Игнатьева, перешедшего на службу в Красную Армию ещё в 1920-х годах. В Москве не сомневались, что Маннергейм проинформирует Гитлера о советских предложениях разделения Скандинавии и Европы, которые, прежде всего, и предназначались ему, а не Финляндии, которая согласно предыдущим и последующим планам Москвы должна была войти в сферу советского контроля в случае возникновения войны на западных советских границах, наряду с другими лимитрофами. Тем более, что делить Северо-Восточную Европу без учёта интересов Германии было невозможно и бессмысленно. Так что предложения Москвы, сделанные Гитлеру в августе 1939 г., не были для него неожиданностью. Но тогда, в 1938 г. советский зондаж остался без ответа со стороны Гитлера. А поэтому Москва вполне логично решила извлечь выгоду из конфронтации с Германией, активизировавшись на франко-английском направлении своей «большой политической игры».

План Шапошникова, рассматривавший Литву, наряду с другими прибалтийскими республиками, как театр военных действий, делал вероятным польско-германский союз. А вот для недопущения этого и втягивания в войну западных союзников и предназначались договора о взаимопомощи с Францией и Чехословакией, угроза территориальной целостности которой со стороны Германии была очевидной. Не случайно Чехословакия рассматривается в плане Шапошникова от 24 марта 1938 г. как объект фашистской агрессии. Тем более, что относительно решения судетского вопроса у Гитлера имелся план, носивший кодовое название «Грюн». И хотя он, как и в случае с Австрией, предусматривал военные действия (которые ещё не планировались) только после провала дипломатических усилий, что было подтверждено Гитлером на совещаниях 24 апреля и 20 мая 1938 г., но через несколько часов после последнего совещания чехословацкий президент Э. Бенеш объявил частичную мобилизацию. На следующий день, 21 мая, он занял чехословацкими войсками приграничные с Германией Судеты и отменил здесь муниципальные выборы 22 мая 1938 г., объявленные лидером местных немцев К. Генлейном одновременно плебисцитом о присоединении Судетской области к Германии.

Понимая международный резонанс и неизбежность столкновения в этом случае с Германией, без поддержки извне, на такой шаг Бенеш самостоятельно никогда бы не решился. Ни одна страна мира этот шаг чехословацкого президента не поддержала, кроме Советского Союза. Он пообещал оказание и военной помощи, что следует из отчётов о встрече первого заместителя наркома иностранных дел СССР В.П. Потемкина с послом Чехословакии в Москве Фирлингером (АВП РФ, ф. 0138, оп. 19, п. 128, д.1, л. 62-63, 65. Приведены в статье Марка Солонина «Судетский кризис. Первая попытка»). Это наводит на мысль, что чехословацкому президенту секретное обсуждение Гитлером чешского вопроса 20 мая 1938 г. было преподнесено, как решение Берлина немедленно расправиться с Чехословакией. Отсюда есть все основания полагать, что майский кризис 1938 г. в Чехословакии во многом спровоцирован позицией Советского Союза, который контролировал Бенеша, пользовавшегося финансовой поддержкой из Москвы через резидента НКВД Петра Зубова, являвшегося чуть ли не главным его неофициальным советником и личным другом Судоплатова (Судоплатов П.А. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М., 1996).

Когда 22 сентября 1938 г. Польша, заручившись поддержкой Гитлера, предъявила свой ультиматум Чехословакии о передачи ей чехословацкой части Тешинской Силезии, Советский Союз уже развернул под видом учений житомирскую и винницкую армейские группы по южному варианту плана развертывания от 24 марта 1938 г. 23 сентября Бенеш, получивший заверения о советской военной помощи, даже не дожидаясь решения Совета Лиги наций, объявил всеобщую мобилизацию, а со стороны НКИД СССР последовала нота правительству Польши с предупреждением о денонсации пакта о ненападении между СССР и Польшей от 25.07.1932 г., в случае перехода польскими войсками чехословацкой границы. Польша в тот же день дала ответ, суть которого сводилась к совету не вмешиваться не в свои дела. Но советская нота была подкреплена дополнительной директивой наркома обороны и Генштаба о приведении в боевую готовность и выдвижении к границе части войск Белорусского особого округа (витебская, в которую входили полоцкая и лепельская военные группы, а также бобруйская армейские группы) и вновь созданного Калининского военного округа.

Информируя 25 сентября 1938 года о своих военных мероприятиях Париж, Ворошилов выдаёт сконцентрированные на западной (польской) границе 30 советских стрелковых дивизий как предназначенные для Чехословакии («Новые документы из истории Мюнхена». М., 1958, с. 103-104, 139-140). На самом деле они были первым эшелоном войск, предназначенных для польской кампании по плану от 24 марта 1938 года. С учётом второго эшелона, общее число советских войск на польской границе достигало предусмотренных этим планом 60 стрелковых, 16 кавалерийских дивизий, 3 танковых корпусов и 22 отдельных танковых бригад, 17 авиационных бригад и др. Эта группировка превышала численность вооруженных сил любой из стран, непосредственно участвовавших в этом конфликте (Германии и Чехословакии) и равнялась численности армий, предназначенных для ведения боевых действий с обеих сторон (армии вторжения у Германии и армии отражения у Чехословакии), вместе взятых. Вот только никаких планов их использования в Чехословакии нет.

Численность войск зависит от решения каких-либо конкретных задач, которые не могли появиться по Чехословакии в связи с невозможностью решения вопроса их прохода через Польшу и Румынию. И в этом свою роль сыграли западные союзники. Судя по позиции, занятой Францией, которая нехотя подтвердила готовность выполнить свои союзнические обязательства перед Чехословакией (что было связано с проходившими в это время выборами и сменой правительства), но ничего не предприняла для этого, она была просто втянута в чужую для неё (советскую) игру. А британское правительство, судя по сообщению германского посла в Лондоне фон Дирксена, после его встречи с Галифаксом 21 мая, вообще «не подтвердило своего желания» участвовать в этой опасной игре. Противодействием этой игре и стала политика западных стран по «умиротворению» Гитлера, которого майский кризис застал врасплох. В самый его разгар Геринг сделал предложение польскому послу в Берлине присоединиться к экономическому бойкоту Праги, который рассматривался тогда в Берлине как единственный способ воздействия на чехов, что подтверждает неготовность Германии к военному решению вопроса Судет.

Директиву на подготовку военной операции с готовностью к 1 октября Гитлер дал только 30 мая 1938 г. Но и тогда он ещё не планировал расчленение Чехословакии. В противном случае ему было бы логичней воспользоваться негласным приглашением к диалогу весной 1938 с СССР. Тем более, что предмет для переговоров был на лицо: Польша (или только восточная её часть) в обмен на Судеты. Но Гитлер на это не пошёл. Не пошли на поводу у Сталина и западные союзники, связанные договорными отношениями с Чехословакией. Если согласиться с мнением многих современных отечественных исследователей, что политика умиротворения началась ещё с начала мая 1938 г., то можно полагать, что данный кризис для Запада был ожидаемым. А это и обусловило неудачу Сталина, который, тем не менее, воспользовался началом «чехословацкого кризиса» для улучшения положения советских войск на самом уязвимом из всего Дальневосточного театра военных действий (ТВД) приморском направлении, откуда ждали возможного наступления японцев, как это следует из плана развёртывания от 24 марта 1938 г. Поэтому, в результате спровоцированного инцидента на оз. Хасан летом 1938 г., советские войска заняли здесь господствующие высоты.

Мюнхенский договор 30 сентября 1938 года фактически вынес приговор Чехословакии и поставил точку в чехословацком кризисе, а также крест на советских планах столкнуть в 1938 г. Западную Европу с Германией и в таких условиях реализовать свои планы. Именно поэтому подписание было осуществлено без участия, не допущенной к договору советской стороны, которая даже не ответила Бенешу на его запрос утром 30 сентября принимать ли ему условия Мюнхена или нет. Объясняется это молчание тем, что без полноценного фронта на Западе СССР не мог осуществить свои военные планы. И только уже задним числом после принятия Прагой условий Мюнхена, СССР осудил этот шаг Э. Бенеша, заявив, что оказал бы помощь Чехословакии даже без Франции. Поэтому этот договор именуется советскими и многими российскими историками не иначе как сговор. Но в таком случае также вполне понятно и логично заявление Чемберлена в Лондоне после подписания этого договора, что он привёз мир Европе.

Прямым следствием Мюнхенского договора стало изменившееся отношение СССР к Польше. К осени 1938 г. была свёрнута политика украинизации и ликвидированы компартии Польши (КПП), Западной Украины (КПЗУ) и Западной Белоруссии (КПЗБ). И это происходит на фоне обострившихся после Мюнхена польско-германских отношений. После оккупации Польшей 2 октября 1938 г. Тешинской Силезии, в первой декаде октября, возник польско-немецкий конфликт вокруг чешского города Одерберга. Именно тогда 8 октября 1938 г. польский посол Гжибовский был принят заместителем наркома иностранных дел В.П. Потёмкиным, который продемонстрировал определённое дружелюбие, заявив, что «никакая протянутая Советам рука не повиснет в воздухе». Но Гитлер разрешил этот конфликт в пользу Варшавы, несмотря на возражение своего МИД и ОКВ, заявив Риббентропу о том, что он не хочет торговаться с поляками из-за каждого отдельного города» (Случ С.З. «Политика Германии и СССР в отношении Польши» (октябрь 1938 – август 1939 г.г.). Вестник МГИМО. Специальный выпуск 2009 г. с. 252). Этим, и особенно заявлением венгерскому премьер-министру в середине октября 1938 г., что дальнейший пересмотр карты Чехословакии возможен только при условии военно-политического союза Германии, Польши и Венгрии, Гитлер дал понять полякам, что их счастливое будущее зависит от него. Не допустив поползновений Польши на чешскую область между Остраицей и Тешином, и запретив Венгрии предпринимать какие-либо действия по изменению статуса Словакии, он намекнул, что это будущее может быть и не таким уж счастливым, если Польша не пойдёт в кильватере германской политики. Поэтому разговор Потёмкина с Гжибовским получил продолжение 20 октября.

А 24 октября 1938 г. Риббентроп в беседе с Липским в Берхтесгадене уже официально поставил вопрос о передачи Данцига (польский Гданьск) и предоставлении транспортного коридора, соединяющего Германию с Восточной Пруссией. Гитлер воспользовался концентрацией советских войск на польской границе и в последний раз разыграл перед Польшей карту советской угрозы. В случае же положительного решения вопроса о Данциге он обещал реальные и мнимые компенсации за счёт разваливающейся Чехословакии, возможно, Литвы и СССР. Именно поэтому Гитлер не спешил с окончательной ликвидацией Чехословакии, очевидной для всех уже в сентябре 1938 г., и в частности, с решением проблемы Карпатской Руси (Закарпатской Украины), в которой после Мюнхена четко обозначилась тенденция на независимость от Чехословакии. Закарпатским русинам пражское правительство вынуждено было предоставить 11 октября автономию. А 1-й Венский арбитраж 2 ноября 1938 г., проведённый Гитлером, ставшим теперь полновластным распорядителем в Центральной Европе, южная часть Закарпатской Украины, наряду с другими южно-словацкими землями были переданы Венгрии. Но основная территория бывшей Западно-Украинской народной республики, похоже, продолжала играть роль разменной монеты Гитлера для Польши. Не случайно заместитель министра иностранных дел Польши граф Шембек писал своему послу в Москве Гжибовскому 10 декабря 1938 г.: «Нам чрезвычайно трудно сохранять равновесие между Россией и Германией. Наши отношения с последней (Германией – В.А.) полностью основываются на концепции наиболее ответственных лиц третьего рейха, которые утверждают, что в будущем конфликте между Германией и Россией Польша является естественным союзником Германии» (Овсяный И.Д. Тайна, в которой война рождалась. М., 1975. С. 284).

И с этой позицией поляки вынуждены были считаться, особенно после того, как перед Липским 19 ноября 1938 г. вторично был поставлен вопрос о Данциге. Договорились, что Польша еще раз рассмотрит это предложение, которое возвращало её к положению, существовавшему с 6 декабря 1916 по сентябрь 1917 г., когда созданному Центральными державами Временному государственному совету в Варшаве, было предложено отказаться от западных польских земель, которые предлагалось компенсировать на востоке за счет России. Поэтому, когда польско-германские переговоры по Данцигу вступили в заключительную фазу, и замаячила угроза достижения договорённости Германии с Польшей, а через неё с Западом, что проявилось в поддержке Польшей Венгрии, Москва сделала всё, чтобы этого сближения не было. После каждой встречи Риббентропа с Липским Москва 31 октября и 27 ноября 1938 г., спешила заверить Варшаву в незыблемости польско-советских договоров, которые незадолго до этого (в период Литовского и Чехословацкого кризисов) сама же грозилась разорвать. По инициативе Москвы от 4 ноября, было подписано 27 ноября коммюнике о согласии обеих стран на урегулирование советско-польских отношений, опубликованное одновременно 29 ноября в Москве и Варшаве. Похоже, что дальше заявлений в обеих столицах идти не собирались.

В Варшаве, таким образом, стремились оказать давление по данцигскому вопросу на Гитлера. А вот Москву публикация этого совместного коммюнике, кроме ожидаемого предотвращения польско-германского сближения, сделала реальным игроком в польско-германских отношениях. Об этом говорит и назначение в конце ноября 1938 г. члена Политбюро и заместителя председателя СНК Микояна наркомом внешней торговли. Опасаясь польско-советского сговора, Гитлер включил Москву в орбиту своей политики и сделал ставку в реализации дальнейших своих планов на неё, продемонстрировав тем самым, что идеологической брезгливости нет места в политике. Продлив в декабре 1938 г. без всяких проволочек на 1939 г. советско-германский торговый договор, Берлин предложил 19 декабря Советскому Союзу возобновить переговоры о 200-миллионном кредите. Но в самой Москве к этому отнеслись осторожно. Только дождавшись отказа Польши, которая 2 января 1939 г. установила консульские отношения с Маньчжоу-Го, от союза с Гитлером, о чём вели безрезультатные переговоры 5-6 января 1939 г. Бек и Риббентроп в Мюнхене, Москва 10 января осторожно согласилась начать экономические переговоры с Германией. В Берлине в этот же день были изданы распоряжения о подготовке к мобилизации (мобилизационные планы). В тот же день Риббентроп поручил Шнуре готовиться к поездке в Москву. Визит его к Микояну был запланирован на 30 января. На традиционном новогоднем приеме глав дипломатических миссий 12 января 1939 г. Гитлер особое внимание уделил прошедшему школу ОГПУ советскому послу А.Ф. Мерекалову, что стало сенсацией в дипломатических кругах. И хотя разговор Гитлера с Мерекаловым длился всего около 10 минут и не касался межгосударственных проблем, но многие увидели в этом попытку Гитлера улучшить отношения с СССР. Хотя, не исключено, что таким путём, Гитлер мог рассчитывать оказать давление на Польшу, которая 19 января начала в Москве переговоры о заключении торгового договора с СССР.

20 января Германия через Мерекалова уведомила советскую сторону о том, что в Москву 30 января прибудет германский представитель для ведения экономических переговоров. Но советская сторона, вероятно, опасаясь быть использованной Берлином в качестве шантажа Запада и Польши, 27 января, после очередной беседы Риббентропа с Беком 26 января, на сей раз в Варшаве, в которой затрагивался вопрос об Украине, инициировала проникновение сведений о предстоящих советско-германских переговорах в английскую печать. Визит Риббентропа в Варшаву длился с 25 по 28 января 1939 г. и закончились безрезультатно. Визит Шнурре в Москву не состоялся. С.З. Случ считает, что этим шагом Гитлер давал последний шанс полякам. Германия 28 января заявила о переносе срока переговоров, которые окончательно прерваны не были. Германская сторона понизила их уровень и поручила вести послу. 11 февраля во время встречи с германским послом в Москве Ф.В. фон дер Шуленбургом Микоян предал ему советскую заявку на закупку немецкого оборудования, в том числе военного. Таким образом, Москва сама использовала Германию с целью шантажа Запада и Польши, с которой, после разрыва 2 февраля дипломатических отношений с Венгрией в ответ на её вступление 24 февраля в Антикоминтерновский пакт, 19 февраля 1939 г. был подписан советско-польский торговый договор.

Многие историки считают, что передача Закарпатской Украины или Рутении (а именно так теперь стали называть Закарпатскую или Угорскую Русь) Венгрии была платой ей за вступление в Антикоминтерновский пакт. Но к провозглашению автономиями Рутении и Словакии независимости и распаду Чехословакии привели также действия чехословацкого правительства в первой декаде марта 1939 г. по роспуску их автономных правительств. При этом, на обращение 15 марта к Гитлеру главы Карпатской Украины Августина Волошина признать эту независимость под протекторатом Рейха, немецкий консул в Хусте (сюда переехала из Ужгорода столица самопровозглашённой Закарпатской Украины) ответил отказом и посоветовал смириться с венгерской оккупацией. Вероятно, не последней причиной отказа, было желание не создавать дополнительных проблем с СССР, для которого западные украинцы были яблоком раздора с Польшей.

Зимой 1938-1939 гг. Закарпатская Украина стал в центре внимания всей Европы. Сюда приезжали гетман Скоропадский, генерал Деникин и даже наследник русского престола великий князь Владимир. Ведь наряду с возросшим самосознанием русинов себя как самостоятельной нации, здесь по-прежнему шла борьба русофилов с украинскими националистами. Но успешную конкуренцию им составляло советское влияние, сочетающее как русские имперские традиции, так и идею единства русинов и украинцев. Окончание советской украинизации означало отказ Москвы от планов объединить всех украинцев под своим крылом. Но сама идея всеукраинского единства после этого вдруг стала усиленно муссироваться в Берлине и на Западе. О планах Гитлера создать Великую Украину как житницу Германии сообщал в декабре 1938 г. французский посол в Германии Кулондр. Эту информацию подтверждал советский посол в Берлине Астахов. Таким путём Гитлер стремился оказать давление на Польшу, для которой появление такого государственного объединения создавало большие проблемы. Не случайно только что назначенный посланником Польши в Иране Я. Каршо-Седлевский, имевший беседу с советником посольства Германии в Польше Р. Шелией 28 декабря 1938 г. получил следующую ориентировку: «Политическая перспектива для европейского Востока ясна. Через несколько лет Германия будет воевать с Советским Союзом, а Польша поддержит, добровольно или вынужденно, в этой войне Германию. Для Польши лучше до конфликта совершенно определенно стать на сторону Германии, так как территориальные интересы Польши на западе и политические цели Польши на востоке, прежде всего на Украине, могут быть обеспечены лишь путем заранее достигнутого польско-германского соглашения» (Год кризиса, 1938-1939: Документы и материалы. Т.1., М., 1990. С.162).

На Западе курсировали слухи о подготовке фюрером похода на советскую Украину, полагая, что отторжением Советской Украины (30 млн. жителей) и присоединением её к Карпатской (700 тысяч), фюрер будет добиваться расчленения СССР. Советские послы в Лондоне и Париже Майский и Сурица сделали выводы, что таким путем правительства этих стран стремились натравить Германию на СССР. Планы войны с СССР, с учётом его материальных и территориальных ресурсов, требовали тщательной подготовки. По-прежнему отсутствие таких планов у Германии в это время является историческим фактом. Вероятно, идея похода против СССР сознательно раздувалась на Западе, с целью оказания нажима на СССР для привлечения его на свою сторону в качестве противовеса Германии. Но и Германия не сидела, сложа руки. Посол в Берлине Мерекалов сообщал в начале марта из Берлина, что будучи приглашен на завтрак для дипломатического корпуса, удостоился встречи с самим Гитлером.

И это не осталось незамеченным в Москве. В отчетном докладе ЦК ВКП(б) на ХVIII съезде партии, проходившем с 10 по 21 марта 1939 г., циркулирующие слухи о возможном объединении Гитлером Закарпатской и Советской Украины с полной уверенностью были названы провокационными. При этом в речи Сталина Германии досталось меньше чем западным демократиям. Именно их политика «умиротворения» окончательно лишила СССР возможности влияния в Центральной Европе, что только и позволяло Сталину окончательно решить украинский вопрос в свою пользу, что, в конце концов, и было сделано, но уже в 1945 г. Если бы в Кремле не знали об истинных планах Германии, вряд ли бы такие высказывания были возможны весной 1939 г. Из опубликованных в США материалов, на которые ссылается Розанов, следует, что Гитлер высказал мысль о расправе с Польшей на секретном заседании 8 марта 1939 г, где посвятил руководство Вермахта в свои дальнейшие планы, которые не ограничивались одной Польшей (Розанов Г.Л. Сталин и Гитлер. М., 1991. С. 51).

Необходимыми для немцев на случай войны запасами нефти обладала Румыния, а поэтому вполне логичным было дипломатическое давление на неё со стороны Германии, войска которой 15 марта в ходе вторжения в Чехословакию подошли к румынской границе на расстояние пушечного выстрела. 16 марта Гитлер предложил Румынии подписать экономическое соглашение. По мнению румынского посла в Лондоне В. Тиля, Германия готовится предъявить Румынии ультиматум, выполнение которого поставит ее экономику на службу рейху. Поэтому 17 марта он обратился к министру иностранных дел Англии Галифаксу по поводу действий Англии в случае нападения Германии на Румынию. Великобритания направила 18 марта в Москву запрос о действиях СССР в случае нападения Германии на Румынию (аналогичные запросы были направлены в Польшу, Грецию, Югославию и Турцию). Литвинов удивительно быстро в тот же самый день дал тотчас ответ, который сводился к предложению созвать в Бухаресте конференцию СССР, Англии, Франции, Румынии, Польши и Турции. Одновременно с этим он вручил послу Шуленбургу резкую ноту по поводу германской агрессии в Чехословакии (18 марта Венгрия оккупировала Карпатскую Украину).

В таких условиях Германия предприняла ряд демонстративных дипломатических шагов, призванных подчеркнуть её дружелюбие. В результате Бухарест поспешил опровергнуть сообщение об обострении румыно-германских отношений, а правительство Чемберлена отклонило советское предложение, сославшись на его преждевременность. Москве Гитлер дал понять, что может предоставить ей возможность участия ее в европейских и мировых делах. На дипломатическом ужине в имперской канцелярии, имевшем место в тот же день 18 марта, Мерекалов был посажен рядом с послами Японии и Италии, в непосредственной близости к Гитлеру, Герингу и Риббентропу. И это не был пустой реверанс. Ещё накануне, 16 марта, Гитлер сказал своему адъютанту фон Белову, что «заклятым врагом Польши является не Германия, а Россия. И нам тоже однажды грозит огромная опасность с ее стороны. Однако почему послезавтрашний враг не может стать завтрашним другом? И Гитлер продолжил свою мысль: этот вопрос следует продумать весьма основательно» (Белов Н. Я был адъютантом Гитлера. Смоленск, 2003. С. 195).

СССР в большой политической игре (часть 3)

С подписанием пакта Молотова-Риббентропа у Советского Союза появился, казалось, реальный шанс реализовать львиную долю основных своих планов. На вопрос Риббентропа, сразу после подписания 23 августа 1939 г. пакта с Германией, как совместить этот пакт с русско-французским договором 1936 г., Сталин ответил: «Русские интересы важнее всех других». Тогда же стало ясно, что антикоминтерновский пакт между Германией и Японией окончательно потерял свою изначально провозглашенную антикоммунистическую и антисоветскую направленность, и позднее 27 сентября 1940 г. был не просто переименован, а официально преобразован в Берлинский пакт, уже с несколько иными идеологическими задачами. Антикоммунизм, как и коммунизм, уходил в прошлое. Это признал Риббентроп, когда после подписания договора, на вопрос Сталина как этот договор соотносится с Антикоминтерновским пактом, который больше напугал Англию, чем СССР, в ответ привел шутку берлинцев, в которой говорилось, что СССР еще присоединится к Антикоминтерновскому пакту. Эта шутка в 1940 г. приобрела даже вполне реальные очертания.
 
Подписание пакта отразилась на отношениях с европейскими союзниками и с США, с которыми оказалась тесно связана судьба жены В. Молотова Полины Жемчужины. Она имела богатого брата в США и была причастна к тем подаркам, который получал её друг, американский посол в Москве с 1937 года Д. Дэвис за лояльную подачу режима Сталина в США. Может быть это обстоятельство и повлияло на то, что жена Молотова стала в январе 1939 г. первым наркомом-женщиной в правительстве СССР, а в марте того же года – кандидатом в члены ЦК ВКП(б). Ведь кумовство при Сталине не поощрялась. Но уже на второй день после предложения немцев разграничить сферы влияния, 10 августа 1939 г. вопрос о Жемчужине, был поднят под № 33 на Политбюро. Дело не дошло до опалы, вероятно, в связи с продолжавшейся «большой политической игрой» на двух столах. Но когда осенью 1939 г. США заняли негативную позицию по поводу советских претензий к Финляндии, Политбюро ЦК вынесло 24 октября 1939 г. решение об освобождении П. Жемчужины от поста наркома рыбной промышленности СССР, а 21 ноября 1939 она была переведена в Наркомат легкой промышленности уже РСФСР в качестве начальника Главка текстильно-галантерейной промышленности.

Примечательно, что Гитлер и Сталин считали пакт своей победой. Гитлер, получив во время ужина 21 августа телеграмму из Москвы от Риббентропа об успехе в переговорах, воскликнул: «Теперь они у меня в руках! Теперь они мои!». На следующий день в своей речи перед военачальниками он сказал: «В сущности – только три великих государственных деятеля во всём мире: Сталин, я и Муссолини. Муссолини – слабейший… Сталин и я – единственные, кто видит будущее» (Кейтель В. Размышления перед казнью. М., 1998, с. 467). Сталин после заключения договора в узком кругу заявил: «Кажется, нам удалось провести их» (Соколов Б. Третий рейх: мифы и действительность. М., 2005, с. 95, 101). 24 августа во время застолья он развил свою мысль, заявив членам Политбюро: «Тут идёт игра, кто кого перехитрит и обманет» (Вопросы истории, 1990, № 7. С. 86). «Они» – это Франция и Англия. 25 августа Ворошилов последний раз встретился с их представителями на переговорах в Москве, чтобы сообщить им о невозможности дальнейших переговоров в связи с изменившимися обстоятельствами.

Молотов считал, что Сталин переиграл Гитлера. В беседах с Ф. Чуевым он сказал: «Сталин был крупнейший тактик. Гитлер ведь подписал с нами договор без согласования с Японией. Сталин вынудил его это сделать» (СССР и Германия в годы войны и мира (1941-1945). М., 1995, с. 79). Но Гитлер и в мыслях не имел согласование пакта с Токио, что могло сорвать запланированное им начало войны с Польшей. Да и Япония не стремилась влезать в советско-германские отношения, так как чётко определила своего врага в лице США, которые угрожали её интересам на Тихом океане. Именно поэтому, несмотря на численный перевес советских войск, Токио не счёл нужным поддержать группировку своей Квантунской армии на Халхин-Голе, наступление против которой Г.К. Жуков начал 20 августа. 31 августа 1939 г. советские войска вернули захваченный японцами плацдарм, необходимый для наступления против японцев, в соответствии с планом стратегического развёртывания от 24.03.38 г., подписанного Б.А. Шапошниковым. Но предусмотренный этим планом полный разгром Квантунской армии не состоялся в связи с необходимостью выполнения сначала главной задачи этого плана, а именно занятия Красной Армией Восточной Польши. Подписание пакта открывало перспективы достижения советских целей в Европе, а перспектива войны на два фронта не входила в планы Кремля.

Сталин не собирался участвовать на чьей-либо стороне во Второй мировой войне, по крайней мере, до создания выгодных условий под свои планы, которые отнюдь не ограничивались пактом Молотова-Риббентропа. Он прекрасно понимал, что СССР не готов к открытому противостоянию с великим державами. Этим объясняется секретность достигнутых с Гитлером договорённостей, на которой настаивала советская сторона, и та осторожность (можно сказать нерешительность), которая была проявлена ею при их реализации. Поэтому даже все мероприятия для реализации своих целей Сталин стал проводить только после начала Второй мировой войны. 1 сентября 1939 года был принят Закон о всеобщей воинской обязанности, а 2 сентября 1939 года Постановлением СНК №1355-279сс утвержден план реорганизации Сухопутных войск на 1939-1940 гг., доводивший количество стрелковых дивизий в Красной Армии до 173 (штатная численность – 2 265 тыс. человек). Были определены задачи подготовки к войне промышленности и транспорта. В вопросах, касающихся армии и обороноспособности страны, Советский Союз вполне логично окончательно и бесповоротно вернулся к прежней царской военной структуре. К уже воссозданной системе военных округов (которых к началу 1939 г. было 14), начался отход от принципа армейских групп и переход к прежней системе армий. Наряду с 1-й и 2-й Отдельными Краснознаменными армиями на Дальнем Востоке, после подписания советско-германского договора в европейской части были созданы в сентябре 1939 г.: 3-я (штаб в Витебске), 11-я (Минск) и 4-я (Бобруйск) армии Западного ВО, 5-я (Житомир), 6-я (Винница), 12-я (Каменец-Подольск) и 13-я (Одесса, позднее упразднена) армии Киевского ВО, 8-я (Новгород в Ленинградском ВО), 7-я (Калининский ВО, затем Петрозаводск). Эти армии предназначались для вторжения на соседние территории, отошедшие в сферу интересов СССР согласно секретному протоколу Молотова-Риббентропа, и в первую очередь, в Польшу.

Но при этом Сталин избегал опрометчивых шагов, которые могли бы столкнуть его с кем-либо из великих держав, опасаясь быть втянутым в мировую войну. А поэтому и не спешил с вводом частей Красной Армии в Польшу. Ведь в глазах западных союзников вступление Красной Армии в Польшу могло означать вступление СССР в мировую войну, причем на стороне Германии. Тем более, что некоторые шаги к этому, которые нельзя было скрыть, Советский Союз вынужден был предпринять в соответствии с пактом. И если непрерывные сигналы радиостанции в Минске, передаваемые с начала войны по просьбе начальника штаба германских ВВС, которым эти сигналы помогали бомбить польские города, можно было объяснить заботой о безопасности своих городов во избежание их случайной бомбардировки немецкой авиацией, то последующие шаги в этом направлении, уже нельзя было объяснить иначе как сотрудничество. Правда, шёл на него Сталин только тогда, когда был уверен, что не будет ответной реакции Запада, с которым он продолжал заигрывать.

Для ввода советских войск в Восточную Польшу надо было найти благовидный повод. И 2 сентября 1939 г. по поручению из Москвы советский посол в Варшаве спрашивал министра иностранных дел Польши Ю. Бека, почему его страна не обращается за советской помощью, которую обещал сырьем и военными материалами за несколько дней до этого К.Е. Ворошилов (Розанов Г.Л. Сталин и Гитлер. М., 1991, с. 110-111). Очевидно, СССР стремился закрепить причитающиеся ему земли как новоявленный «союзник» Польши, что уменьшало угрозу конфронтации с Западом. Тогда даже в случае мира или разгрома Германии Москва имела все шансы поторговаться за Польшу с Западом. Ведь оговорённые с Гитлером территории в основной своей массе не выходили за «линию Керзона» (вариант А), прочерченную Версалем как польско-советская граница. А захват Красной Армией выходящих за эту линию Люблинского и Варшавского (с пригородами Варшавы) воеводств диктовался военно-политической необходимостью.

Разгром любинской группировки предусматривался обоими вариантами мартовского (1938 г.) плана развертывания войск Красной Армии, так как Польша была связана союзным договором с Румынией, а эта группировка могла обеспечить создание единого фронта. Кроме того, Люблинское и Варшавское воеводства, по мнению известного американского историка Адама Б. Улама, в этом случае могли бы служить очагом польской государственности, которую советское правительство, конечно, не оставило бы своим вниманием и не бросило бы на произвол судьбы. Вероятно, поэтому секретный протокол пакта Молотова-Риббентропа первоначально не предусматривал окончательной ликвидации польской государственности. Только после успешного окончания Польской кампании Сталин предложил Гитлеру ликвидировать эту государственность. И только дождавшись, а точнее не дождавшись, реакции Запада на договор о границе с Германией, а также отсутствия англо-германских мирных переговоров, на которых Польша могла стать разменной монетой, присоединил 12-14 ноября 1939 г. эти земли к СССР.

Этой оглядкой на Запад объясняется медлительность Москвы в реализации достигнутых с Гитлером договорённостей. На настойчивые и недоумённые вопросы, поставленные немецкой стороной уже 3 сентября, почему Москва не выполняет свою часть секретного соглашения, следовали уклончивые ответы, из которых Шуленбург сделал 16 сентября 1939 г. в сообщении своему МИД вывод, что Сталин стремиться «так или иначе оправдать перед внешним миром свое нынешнее вмешательство». Но была и другая веская причина этой кажущейся нерешительности и медлительности. В день объявления Британией войны Германии 3 сентября 1939 г. Сталин предложил Турции помощь «в случае нападения на неё извне в районе проливов или Балкан». Соглашение в Монтрё обеспечивало безопасность СССР со стороны проливов в условиях англо-германской войны, при очевидном стремлении Анкары сохранить нейтралитет. Но это же соглашение делало СССР уязвимым в случае вступления его в войну. А реализация договоренностей с Германией не только не исключала, но и предполагала это. Не будучи до конца откровенными с Риббентропом, Молотов и Сталин добились включения в секретный протокол к пакту 3-го пункта о незаинтересованности Германии в южно-европейском направлении. Разделение вопросов на те, которые будут решаться с Германией, и те, которые должны быть решены с Англией, как раз и было частью «большой игры» Сталина. А для этого любыми способами до поры до времени следовало избегать столкновения с Англией и Германией. Поэтому, на настойчивые предложения Германии обсудить вопрос советского вступления в Польшу, поставленный 3 сентября (в день объявления союзниками войны Германии) Гитлером во время принятия верительных грамот вновь назначенного советского полпреда в Берлине А.А. Шкварцева, и 4 сентября в телеграмме Шуленбургу, в Москве не спешили с ответом.

Свою роль в такое поведение СССР могло сыграть положение на Дальнем Востоке, где 4 сентября два батальона японской пехоты предприняли попытку занять господствующую высоту Эрис-Улын-Обо на территории советского плацдарма в районе Халхин-Гола, которая была отбита. Шуленбург был принят в Кремле лишь 5 сентября. В советском ответе содержались три принципиальных момента. Во-первых, указывалось, что время для «конкретных действий» ещё не наступило. Во-вторых, подчеркивалось, что такие действия могут втянуть СССР в конфликт с западными странами, и, в-третьих, немцам предлагалось, если они в ходе военных операций и пересекут демаркационную линию, установленную 23 августа 1939 г., затем отвести свои войска за нее. Та же ссылка на угрозу втягивания в войну была дана в отказе полякам, когда в тот же день 5 сентября они действительно обратились за советской помощью.

И это была сущая правда. Реализация Красной Армией стоящих перед ней задач грозила вступлением в войну против Англии и Франции, а это никак не входило в планы Сталина. В этом он откровенно признался 7 сентября 1939 года на встрече с руководством Исполкома Коминтерна Димитрову: «Война идет между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т.д.) за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расстраивает, подрывает капиталистическую систему… Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. Следующий момент – подталкивать другую сторону» (Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939-1941 (Документы, факты, суждения). М., 2000, с. 109).

Но явные успехи немцев в Польше заставили Сталина и Молотова действовать более решительно на этом направлении. В ночь на 7 сентября было принято решение провести частичную мобилизацию Красной Армии, и войска получили приказ начать «Большие учебные сборы» (БУС). Согласно директиве наркома обороны № 2/1/50698 от 20 мая 1939 г. название БУС являлось шифрованным обозначением скрытой мобилизации (РГВА. Ф.4. Оп.19. Д.69. Л.126-147; Ф.40442. Оп.1. Д.128. Л.162-190; ЦХСД. Ф.89. Оп.74. Д.24. Л.1. // Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939-1941 (Документы, факты, суждения). М., 2000, с. 334). Директивой ИККИ от 8 сентября Польша провозглашалась фашистским государством. Но ночью 8 сентября имела место новая безуспешная попытка японцев, уже силами 4-х рот, атаковать высоту Эрис-Улын-Обо. Тем не менее, 9 сентября нарком обороны К.Е. Ворошилов и начальник Генштаба РККА Б.М. Шапошникова подписывают Директиву № 16633 Военному совету Белорусского особого военного округа о начале 11 сентября наступления против Польши (ЦАМО, ф. 148а, оп. 3763, д. 69, лл. 1-3). К этому могло подстегнуть распоряжение генерального штаба Вермахта отданное 9 сентября о создании на польской территории трех административных единиц: Познани, Варшавы и Западной Украины.

Вероятна связь советского наступления с наступлением французов в районе Саарбрюккена (столица Саара) 7-12 сентября 1939 г., которое они обязаны были начать в соответствии с договором с Польшей через 3 дня после начала войны. От начатого французского наступления следовало ожидать смертельной схватки противоборствующих сторон. Скорее всего, Сталин хотел дождаться начала этой схватки. Но 11 французских дивизий, продвинувшись всего на 8 км и наткнувшись на мины в занятом ими Варндтском лесу, остановились перед линией Зигфрида. И тут же было отложено планируемое на 11-13 сентября вступление Красной Армии в Польшу, а 10 сентября Молотов сообщил Шуленбургу, что военная акция со стороны Советского Союза вообще может быть исключена, если Германия заключит перемирие с Польшей, в отношении которой 11 сентября началась лишь антипольская кампания в советской прессе. Эту озабоченность выражает и осуждение до 3 октября 1939 г. Коминтерном войны как «империалистической» и призывы к другим коммунистическим партиям бороться за мир. Но при этом исчез знаменитый большевистский лозунг о «поражении» своих правительств в войне, подчеркивалась опасность немецкой угрозы, а французы и англичане критиковались за их примиренческую позицию.

12 сентября Гитлер заявил главнокомандующему сухопутными силами Браухичу, что «русские, очевидно, не хотят выступать… Они считают, что поляки будут согласны заключить мир» (Розанов Г.Л. Сталин – Гитлер: Документальный очерк советско-германских дипломатических отношений, 1939 -1941 гг. М., 1991). В такой ситуации немецкое командование стало рассматривать возможность использования украинских националистов (ОУН) Мельника в качестве варианта окончательного решения польской проблемы. 12 сентября в беседе начальника отдела диверсий и саботажа Лахузена с Кейтелем и Риббентропом обсуждалась возможности украинских националистов в целях «образования самостоятельной польской и галицийской Украины» (Безыменский Л. Особая папка «Барбаросса». АПН, с. 148). 13 сентября Москве было сообщено, что о перемирии с Польшей «не может быть и речи». На следующий день Риббентроп заявил, что без военной акции со стороны Советского Союза в Восточной Польше «могут возникнуть условия для формирования новых государств» (Розанов Г.Л. Сталин – Гитлер: Документальный очерк советско-германских дипломатических отношений, 1939 -1941 гг. – М., 1991).

Вероятно, это, а не заверения Риббентропа о скором падении Варшавы, стало основным побудительным мотивом, по которому Сталин 14 сентября (на эту дату была исправлена Шапошниковым первоначальная дата директивы № 16633) все же принял решение на вторжение 17-18 сентября. Это стало возможным благодаря подписанию 15 сентября 1939 г. после длительных переговоров между Молотовым и послом Японии в Москве С. Того соглашения о прекращении с 14 часов 16 сентября военных действий (перемирия) между японскими и советско-монгольскими войсками на Халхин-Голе (Бородин Б.А. Помощь СССР китайскому народу в антияпонской войне 1937-1941. М., 1965, с.182).

При этом Сталин действовал с оглядкой на Лондон и Париж. Тем более, что Англия начала морскую блокаду Германии и 11 сентября стала задерживать советские суда, нарушавшие её, и конфисковать грузы, объявленные контрабандой. Выбирая окончательную дату вторжения в Польшу, Сталин, очевидно, брал в расчёт обещание французов 13 сентября полякам провести не получившееся ранее наступление 17-20 сентября 1939 г. При этом он отказался от совместного с Германией коммюнике в ее редакции по Польше, где говорилось о желании немецкой и советской сторон положить конец хаосу в этой стране. Такое заявление выставляло бы СССР как союзника Гитлера. Поэтому 14 сентября в «Правде» была опубликована редакционная статья «О внутренних причинах военного поражения Польши», в которой подчеркивалось, что причины поражения Польши лежат в национальной политике её правящих кругов. А 16 сентября Шуленбургу было заявлено, что «в совместном коммюнике больше нет нужды».

В ноте, переданной польскому послу в Москве В. Гжибовскому на рассвете (в 3 часа ночи) 17 сентября, вторжение Красной Армии в Польшу объяснялось распадом Польского государства, которое стало реальностью только со вступлением советских войск (когда польское правительство поздно вечером 17 сентября бежало в Румынию), а также желанием освободить и защитить «единокровное… население Западной Украины и Западной Белоруссии». И никакого коммунизма с мировой революцией. Дело серьёзное, тут демагогия не пройдет. При этом ни слова не говорилось о насильственном, а значит и незаконном, присоединении к Польше Западной Белоруссии (от России) и Западной Украины (от Австро-Венгрии), о чем говорят советские учебники. Розанов считает, что это было результатом спешки составления ноты. На самом деле, это молчание было сознательным, так как первоначально западно-украинскими и западно-белорусскими землями советские приобретения в Польше не ограничивались, а включали, согласно плану Шапошникова, исконно польские Люблинское и часть Варшавского (с пригородами Варшавы) воеводств. Это не позволяло Гитлеру восстановить государственность Польши, которая могла стать разменной монетой на переговорах Германии с Англией о мире, которым заканчивается любая война.

Советская нота от 17 сентября не могла не вызвать вопросов со стороны немцев, которые не собирались захватывать земли Восточной Польши. После падения Варшавы Молотов соглашается, что в советской мотивировке содержалась нота, «обидная для чувств немцев», но просит «не позволять подобным пустякам вставать на нашем пути». Молотов совершенно откровенно объясняет, что другого предлога Советское правительство не видит, поскольку «до сих пор Советский Союз не беспокоился о своих меньшинствах в Польше…». Официально, если не считать украинизации, Кремль действительно не поднимал этого вопроса. Тем не менее, в совместном с Германией коммюнике от 19 сентября 1939 г., появившемся уже в сталинской редакции, нет и намёка на эту мотивировку. Здесь основной задачей Вермахта и Красной Армии провозглашалось помощь «населению Польши переустроить условия своего государственного существования» (Некрич А. Дорога к войне, ч.1. Ж-л Огонек, 1991 г., № 27). Такая формулировка понравилась Гитлеру даже больше, чем та, которую предлагали его дипломаты.

К этому коммюнике Сталина могло подтолкнуть предложение Великобритании от 18 сентября 1939 г. обменять задержанные как контрабанда советские заказы на лес, поставки которого в ответ на это СССР резко сократил. Это предложение свидетельствовало, что союзники не только не собираются умирать за Польшу, но и готовы частично принести её в жертву. А совместное коммюнике стало пробным камнем в адрес западных союзников. И он достиг цели, союзники проглотили его. После этого и состоялась 20 сентября беседа Сталина с Шуленбургом, перед которым и был поставлен вопрос об установлении советско-германской границе, то есть о фактическом 4-м разделе Польши. Примечательно, что линию новой государственной границы между СССР и Германией устанавливали военные. Ею должна была стать демаркационная линия, разделяющая советские и немецкие войска, установленная в ходе переговоров Ворошилова и Шапошникова с представителями германского военного командования в лице генерала Кестринга, полковника Г. Ашенбреннера и подполковника Г. Кребса, длившихся с 16 часов 20 сентября до 4 часов утра 21 сентября. В ответ Лондон 23 сентября 1939 г. лишь «запросил советское правительство, готово ли оно ответить на английское предложение о торговых переговорах или его соглашение с Германией «делает такие переговоры вообще бесцельными». Английское руководство также интересовалось, “как мыслит себе Советское правительство будущее Польши? В частности, является ли существующая демаркационная линия временной военной мерой или же имеет более постоянное значение?”, а также насколько изменились принципы советской внешней политики» (Мельтюхов М.И. «Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939-1941 (Документы, факты, суждения). М., 2000, с. 253). Это открывало путь к переговорам. Именно поэтому Сталин предложил 25 сентября 1939 г. в очередной беседе с Шуленбургом передать Германии, ставшие для него проблемой в отношениях с Англией, в связи с решением о ликвидации польского государства, Люблинское и часть Варшавского воеводств в обмен на включение в сферу советских интересов Литвы (Телеграмма No 442 от 25 сентября Шуленбурга в МИД Германии).

С одной стороны, такое предложение СССР возвращало его к «линии Керзона», а это давало возможность вести переговоры с Англией и в дальнейшем, а с другой стороны это предложение можно было рассматривать и как реверанс в сторону Германии, понёсшей основные материальные затраты и людские потери, но получившей меньшую, по сравнению с СССР, половину Польши. Это позволило члену Политбюро Лазарю Кагановичу 4 октября 1939 г. восхищенно заявить: «Вы подумайте, сколько лет царизм воевал за то, чтобы Львов присоединить – 4 года империалистической войны (на самом деле – два года войны и несколько недель Брусиловского прорыва – В.А.), под крепостью Перемышлем три корпуса легли, а наши войска за 7 дней забрали эту территорию без больших жертв» (Солонин М. 22 июня или когда началась Великая Отечественная война. М., 2005, с. 443). Потери советской стороны во всей польской кампании составили около 1,5 тыс. чел убитыми (включая пропавших без вести и умерших от болезней) и 2 тыс. раненых (Россия и СССР в войнах ХХ века. Потери вооруженных сил». М., 2001, с. 184-187). Эти потери красноармейские части понесли в основном при взятии Вильно, Гродно и Львова, о накале совместной с немцами борьбы за который свидетельствует инцидент 24 сентября 1939 г. к западу от города между Красной армией и Вермахтом, приведшей по недоразумению к потерям с обеих сторон (Журнал «Отечественная история», 2000, № 5, с. 46-58; № 6, с. 10-27; Случ С.З. Советско-германские отношения в сентябре-декабре 1939 года). Эта была обратная сторона только что родившегося советско-немецкого боевого братства, скреплённого кровью.

Но на пожелание немецкой стороны, что «Советское правительство сделает уступки в районе нефтеносных районов на юге в верхнем течении реки Сан», а также «у Августов и Белостока, так как там находятся обширные леса», очень важные для немецкого хозяйства, Сталин заявил, что эти территории уже обещаны украинцам. Это было сказано Риббентропу в день его приезда в Москву 27 сентября. Тогда же Москва ответила согласием на ведение торговых переговоров с Англией, заявив при этом английской стороне, что нынешняя демаркационная линия в Польше не представляет государственной границы между СССР и Германией. Таковой юридически она стала 28 сентября 1939 г. после подписания немецко-советского договора «О дружбе и границе», а также новых секретных дополнительных протоколов. Будучи удовлетворенным результатами практически уже завершившейся польской кампании, Сталин заявил Риббентропу, что «основным элементом советской внешней политики всегда было убеждение в возможности сотрудничества между Германией и Советским Союзом». В настоящих условиях «это сотрудничество представляет собой такую силу, что перед ней должны отступить все другие комбинации». И, наконец, в будущем, «если, вопреки ожиданиям, Германия попадет в тяжелое положение, то она может быть уверена, что советский народ придет Германии на помощь и не допустит, чтобы Германию задушили». И здесь же добавил: «Советский Союз заинтересован в сильной Германии и не допустит, чтобы Германию повергли на землю» (СССР и Германия в годы войны и мира (1941-1945). М., 1995, с. 80-81).

То же самое Сталин мог бы сказать и о Великобритании, которую в соответствии с правилами «большой игры», теперь следовало поддержать в войне против Гитлера, в чём Сталин откровенно признался Димитрову ещё 7 сентября 1939 г., тем более, что Лондон незримо присутствовал на советско-турецких переговорах, которые были начаты ещё 3 сентября 1939 г., а 25 сентября 1939 г. в Москву прибыл турецкий министр иностранных дел Ш. Сараджоглу. Советская сторона предложила Турции заключить пакт о взаимопомощи с созданием советских баз в черноморских проливах. А так как сухопутными воротами к проливам были Болгария и Румыния, советская дипломатия активизировалась и в отношении их. 20 сентября – 3 ноября 1939 г. Москва провела серию зондажей на предмет заключения договора о взаимопомощи с Болгарией, которая 15 сентября 1939 г. заявила о своем нейтралитете в начавшейся войне. Но если на неё оказывалось мягкое воздействие с упором на традиционную дружбу двух народов, то на Румынию оказывалось давление путем прямых угроз и обвинений (угнетение национальных меньшинств), а также через прессу Коминтерна, гарантировавшей безопасность страны только в союзе с Москвой, что должно было еще больше усилить разброд и шатание в этой стране. С осени 1939 г. в советской печати возобновились публикации, посвященные нерешенному бессарабскому вопросу, хотя НКИД открещивался от причастности к ним (Репин В.В. Развитие бессарабского территориального конфликта в советско-румынских отношениях, 1939 г.). Тогда же советские дипломаты не раз делились с турецкими коллегами опасениями, что «враги СССР могут для нападения использовать Румынию путем переброски туда через проливы на коммерческих судах воинских частей и военных материалов». А 1 октября Сталин, принимая Ш. Сараджоглу, заявил: «По-моему, Румыния вроде Польши. Как та нахапала много земель, так и Румыния» (Документы внешней политики. М., 1992. Т. 22: Кн. 2: 1 сентября – 31 декабря 1939 г. c. 36, 46, 53, 235-238).

Но так как турецкая делегация имела главной целью согласовать с СССР свое участие в заключение готовящегося англо-франко-турецкого договора, а не заключение советско-турецкого договора, тем более на условиях Москвы, то в связи со вторым визитом Риббентропа, покинувшим Москву 29 сентября, советская сторона в течение десяти дней практически игнорировала ее. Это наводит на мысль, что Сталин пытался использовать Германию для оказания нажима на Турцию. Но в день подписания советско-германского договора 28 сентября 1939 г. Турция парафировала (предварительно подписала) англо-франко-турецкий договор. После этого в отечественной историографии дальнейшие переговоры с ее стороны рассматриваются как попытки союзников, и, прежде всего Англии, с которой в тот же день начались торговые переговоры, втянуть СССР в антигитлеровскую коалицию. Лондон действительно стремился к этому, ради чего даже открыто признал де-факто присоединение к СССР Западной Украины и Западной Белоруссии, что видно из радиовыступления Черчилля перед нацией 1 октября 1939 г., имевшего в первую очередь, правда, внутренний и пропагандистско-мобилизующий характер. В нём он заявил: «Россия проводит холодную политику собственных интересов. Мы бы предпочли, чтобы русские армии стояли на своих нынешних позициях как друзья и союзники Польши, а не как захватчики. Но то, что русские армии должны были находиться на этой линии, было совершенно необходимо для безопасности России против немецкой угрозы. Во всяком случае, эта линия существует, и, следовательно, создан Восточный фронт, на который нацистская Германия не осмеливается напасть. Когда господин фон Риббентроп был вызван на прошлой неделе в Москву, то это было сделано для того, чтобы он ознакомился с этим фактом и признал, что замыслам нацистов в отношении балтийских государств и Украины должен быть положен конец» (История дипломатии. М., 1975, т. 4, с. 21, 40, 137).

На внешнеполитическом направлении английский премьер в октябре 1939 г. пошёл ещё дальше, но не публично. Он стал убеждать советского посла в Лондоне Майского, что Гитлер протянет свои руки к Малой Азии, Ирану и Индии в случае установления германского контроля над устьем Дуная. Это был намёк на согласие Великобритании признать за СССР Бессарабию, присоединение которой к СССР было предусмотрено и советско-германскими договорённостями. Без неё Москва не могла получить выход к устью Дуная, тем более, что претензии на эту бывшую часть Российской империи Москва предъявила ещё в феврале 1924 г., при установлении дипломатических отношений с Лондоном. А вот вопрос черноморских проливов и Балкан Черчилль в этот время ещё обходил стороной, приглашая Сталина, вслед за Гитлером, на Средний Восток. Сталин же предпочёл реализацию достигнутых с Гитлером договорённостей в отношении прибалтийских республик. В день подписания договора «О дружбе и границе» с Германией 28 сентября был подписан пакт о взаимопомощи с Эстонией, предусматривающий ввод советских войск на её территорию и создание военных советских баз. 5 октября был подписан на аналогичных условиях договор о взаимопомощи сроком на 10 лет с Латвией. После подписания 10 октября с Литвой «Договора о передаче Литовской республике города Вильно и Виленской области и о взаимопомощи между Советским Союзом и Литвой» сроком на 15 лет, предусматривавший ввод 20-тысячного контингента советских войск, сразу же начался ввод советских войск на территории прибалтийских республик.

В таких условиях, вместо полноценного торгового договора, было заключено 11 октября 1939 г. советско-английское соглашение об обмене советского леса на задержанные англичанами контрабандные каучук и олово (Трухановский В.Г. Внешняя политика Англии в период второй мировой войны (1939-1945). М.,1965, с. 81-106). А продолжавшиеся советско-турецкие переговоры зашли в тупик. 17 октября Сараджоглу покинул советскую столицу, а 19 октября 1939 г. Турция подписала англо-франко-турецкий договор. Англия предприняла шаги к сохранению хороших отношений с СССР, дважды доведя до сведения Москвы (17 и 27 октября), что Лондон хочет видеть этнографическую Польшу скромных размеров и не может быть никакого вопроса о возврате ей Западной Украины и Западной Белоруссии. Соответственно Англия и Франция посоветовали польскому правительству в эмиграции не объявлять войну СССР. Так как советская сторона на это не отвечала, а попытка противопоставить СССР Германии не удалась (она не отвечала устремлениям Москвы), то и союзниками была выбрана тактика пассивной «странной войны» против Германии, так критикуемой в советских учебниках, ибо отсутствие конфронтации между великими державами создавали СССР большие проблемы в реализации других своих замыслов и целей в «большой игре».

23 октября Финляндия отказалась принимать навязанные другим прибалтийским республикам советские условия договора о взаимопомощи, которые предусматривали создание советских военных баз в этих государствах. Вероятно, на аналогичных условиях предлагался и договор о взаимопомощи Болгарии, переговоры с которой по этому вопросу продолжались параллельно финским до 12 ноября 1939 г. Но камнем преткновения стала Турция, которой 28 октября 1939 г. Кремль заявил о своём отказе от зашедших в тупик дальнейших переговоров с ней. Джамиль Гасанлы считает, что резкое сворачивание советско-турецких переговоров по пакту о взаимопомощи, предпринятое по указанию Молотова в конце октября 1939 г., имело одной из причин нежелание советской стороны брать на себя обязательства, ограничивавшие свободу ее действий по отношению к Румынии.

Осложнением политической ситуации на юге можно объяснить тот факт, что следующим шагом Сталина в реализации достигнутых с Гитлером договоренностей стала кампания в Финляндии, вылившаяся в настоящую войну. Причину не уступчивости Финляндии раскрывает министр иностранных дел этой страны Э. Эркко, который заявил на заседании сейма: «Мы не должны идти ни на какие уступки, и будем драться, во что бы то ни стало. Нам обещали поддержку Англия, Америка и Швеция» («Заневский Летописец» от 08.11.2005 № 1313). А своим оппонентам, в числе которых был Паасикиви и сам Маннергейм, предупредивший правительство, что Финляндия в военном отношении не готова к тому, чтобы отказываться от политики уступок Советскому Союзу, он отвечал: «Русские не хотят конфликта и побоятся рисковать перед лицом всего мира» (Кабанен П. Советско-финляндские переговоры 1938-1939 годов // Родина, № 12, 1995. С. 57).

Некоторые основания для таких выводов финнам давала позиция США. Но Эркко явно переоценил западную поддержку, а Сталин не блефовал. Причём, это касалось не только Финляндии. 23 октября 1939 г. на базе части сил Киевского Военного Округа (ВО) был создан Одесский ВО, что свидетельствует о подготовке операций и на юге. Но невозможность политического обеспечения подготавливаемой здесь операции заставили Сталина обратить свой взор на Финляндию. Возможно, с финской стороны расчет делался также на то, что удобное время для военной кампании Советским Союзом было упущено, и начинать зимой войну на Севере Европы Сталин не решится. Но Сталин решился, и 11 ноября на советской территории стал формироваться корпус Народной Армии Финляндии. 12 ноября 1939 г. ТАСС заявил о непримиримости финской стороны и подготовке ее к войне, с одновременным сообщением Молотова в Софию, что с советско-болгарским договором о взаимопомощи можно подождать. 13 ноября финны прервали переговоры, а Эркко заявил, выступая по национальному радио, что у Финляндии есть «более важные дела», чем переговоры с СССР. А вот у Москвы не было более важных дел, чем Финляндия. Именно поэтому 15 ноября 1939 г. он поспешил признать марионеточную профашистскую Республику Словакию, которая была признана всего 27 государствами мира (Страны Восточной Европы во Второй мировой войне (1939-1945 гг.). Республика Словакия. Руниверс. Ресурсы Интернета).

Сосредоточение войск у границы с Финляндией вблизи побережья Северного Ледовитого океана началось ещё 3 сентября. Вскоре была создана (на основе приказа от 10 сентября 1939 г.) Мурманская оперативная группа. Во второй половине сентября почти в 2 раза была усилена на границе с Финляндией основная группировка войск Ленинградского военного округа. Первоначально предусматривалось развернуть подготовку к военным действиям против Финляндии в конце октября-ноября. Во второй половине сентября этот срок отодвинули на ноябрь 1939 г. (Советско-финляндская война 1939-1940 гг. на море. М., 1946. Т. II. С. 17; Manninen О. Op. cit. S. 88-89). Между 18 и 23 ноября 1939 г., как доказывает И.И. Сейдин, Сталин дает А.А. Жданову указание создать повод для начала войны, в ходе которой к власти должно прийти созданное в Москве т.н. «народное правительство» Демократической Республики Финляндии во главе с секретарём Исполкома Коминтерна О.В. Куусиненом. И опять, как в Польше, никакого коммунизма с мировой революцией. Поэтому даже в подготовленной в Управлении пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) инструкции для служебного пользования «С чего начать политическую и организационную работу коммунистов в районах, освобожденных от власти белых», слово «коммунистов» было вычеркнуто лично А.А. Ждановым (Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939-1941 (Документы, факты, суждения). М., 2000, с. 153).

После провокации близ селения Майнила на Карельском перешейке 26 ноября 1939 г. была предпринята последняя попытка заставить финнов пойти на уступки, лишавшие их возможности оказывать сопротивление. Но успеха она не имела. Тогда 29 ноября финскому посланнику было заявлено о разрыве дипломатических отношений, а 30 ноября 1939 г. в 8 часов утра советские войска перешли финскую границу. Очевидной целью Кремля было присоединение Финляндии к СССР, возможно, поэтапно, как это было сделано позднее в отношении Латвии, Эстонии и Литвы, а это позволило бы Советскому Союзу вернуться здесь к довоенному положению царской России, что и являлось его конечной целью. Об этом красноречиво говорит: 1) вхождение всей Финляндии, а не только Карельского перешейка в сферу интересов СССР по пакту Молотова-Риббентропа, на что неоднократно указывала советская сторона Берлину после финской войны; 2) создание в Москве ещё до начала войны (11 ноября 1939 г.) «народного правительства Демократической Республики Финляндия»; 3) передача так называемой Демократической республике Финляндии в соответствии со статьёй 1 договора о взаимопомощи и дружбе Куусинена-Молотова от 2 декабря 1939 г. советской Карелии (с Петрозаводском), которая и должна была, вероятно, сыграть роль троянского коня; 4) дальнейшие (после 1940 г.) планы войны с Финляндией, предусматривающие её полный разгром.

Договор планировалось подписать в Кякисалми (ныне Приозерск), находившийся на «линии Маннергейма», где и намеревалось обосноваться «народное правительство Финляндии». Но так как Красной Армии не удалось прорвать «линию Маннергейма», о победе «народного правительства Демократической Республики Финляндия под председательством О.В. Куусинена московским новостям пришлось сообщать 1 декабря 1939 г. из дачного поселка Терийоки (ныне Зеленогорск), находящимся перед этой линией. Советское руководство тут же признало новое правительство и на следующий день заключило с ним договор о взаимопомощи и дружбе.

Вероятно, упорная оборона финнов и слабость Красной Армии подтолкнули союзников к идее создания здесь «Скандинавского фронта», как альтернативы Восточному фронту, с привлечением других скандинавских стран. И для этого у них были основания. Ведь наиболее значительное число добровольцев для защиты Финляндии в Шведский добровольческий корпус прибыло из Швеции, Дании и Норвегии. В дальнейшем этот фронт союзники планировали использовать также и против Германии, как альтернатива отсутствующему Восточному фронту. Для Германии отношения со скандинавскими странами были вопросом выживания. Даже при условии нейтралитета северных стран в первую войну, Германия испытывала недостаток продовольствия и сырья, что было следствием попыток союзников установить морскую блокаду. Между тем, северные страны в период первой мировой войны оставались нейтральными, и только богатели на транзитных поставках воюющим сторонам. Дания получала удобрения и корм для скота из Англии, а сам скот на своих судах и английском угле вывозила в Германию. Норвегия снабжала Антанту удобрениями, а Германию – рыбой. Швеция в первой мировой войне наживалась на поставках продовольствия Германии, а продукции металлургической промышленности – Антанте. Аналогичную политику скандинавы собирались проводить и в эту войну. Так, Швеция 7 декабря 1939 г. заключила торговый договор с Англией на фрахт 50% своего торгового флота до конца войны, а 22 декабря 1939 г. – с Германией на поставку железной руды.

Поэтому планы установления английского контроля над Скандинавией угрожали интересам германской военной машины, нуждающейся в превосходной шведской железной руде из Кируны. Помощь Финляндии Англия планировала оказывать через Норвегию (порт Нарвик), что, очевидно, преследовало и другую цель. Это означало изоляцию (блокаду) Германии в ее внутренних водах, о чем командующий немецким ВМФ адмирал Редер постоянно напоминал Гитлеру. В этом случае Германия лишалась возможности направить в мировой океан свое самое эффективное военно-морское оружие — подводные лодки. Поэтому «из захваченных немецких архивов следует, что Гитлер в начале 1940 года считал поддержание нейтралитета Норвегии наилучшим курсом для Германии» (Уткин А.И. Выступление в Скандинавии. Вторая мировая война. М., 2002).

Германские разведданные предупреждали фюрера в начале 1940 г., что англичане готовятся к высадке в Скандинавии. Высадка англичан планировалась на конец марта 1940 г. Тогда же предполагалась бомбардировка нефтепромыслов в Баку с союзных баз на Ближнем и Среднем Востоке, обстоятельные планы которой разрабатывались зимой-весной 1940 г. как в Лондоне, так и в Париже. Эти бомбардировки, как и высадка в Скандинавии, преследовали двойную цель: воздействовать на агрессию СССР в Финляндии и помешать поставкам стратегического сырья не только Красной Армии, но и Вермахту, которые осуществляла Москва по договору с Берлином. Зная, или догадываясь о наличии советско-германского договора о разделе Восточной Европы, союзники воспринимали СССР на данном этапе как союзника Германии, а поэтому они не сразу отказались от планов бомбардировок Баку даже после завершения советско-финской войны. Этим объясняется продолжение со стороны Запада в 1940 г. на Западном фронте «странной войны», которая не позволила Москве осуществить полный захват Финляндии. Ведь после прорыва в феврале 1940 г. «линии Маннергейма», мощь которой была не столько в техническом ее оснащении, сколько в стойкости защитников, Сталин получил возможность вести здесь войну «малой кровью», с последующим превращением её в гражданскую. Но это было возможно только в том случае, если бы центр тяжести второй мировой войны переместился на франко-германский фронт, чего следовало ожидать, но чего не произошло.

Немецкий план вторжения в Норвегию и Данию (операция «Везерюбунг»), который начал разрабатываться ОКВ лишь 27 января 1940 года, стал ответом на подготовку английского проникновения в Скандинавию. А окончательное решение Гитлер принял в середине февраля 1940 г., после того как Черчилль отдал приказ английскому эсминцу войти в норвежские территориальные воды и захватить германское судно «Альтмарк», на борту которого находились английские военнопленные. Тот факт, что свое вторжение в Данию и Норвегию Гитлер начал только после окончания советско-финской войны объясняется его желанием столкнуть Советы с западными союзниками, планы которых, как и немецкие, не стали секретом для советской разведки. Именно поэтому Сталин, мечтая о возврате к 1914 г., когда Финляндия входила в состав России, предпочел довольствоваться на этом северном направлении корректировкой мирного договора 1920 г. с ней в пользу СССР. Дальнейшая война с Финляндией грозила возвратом к ситуации 1919 г., то есть к угрозе новой иностранной интервенции. Причем, помимо угрозы со стороны западных союзников, в Германии против СССР выступили немецкие военные, которые считали, что по военно-стратегическим причинам ни в коем случае нельзя было жертвовать Финляндией в пользу Москвы. Именно тогда Гитлер чуть ли ни открыто морально поддержал Финляндию в войне с СССР. Риббентроп признает: «Гитлер привык почти демонстративно говорить в своем кругу о «храбрых финнах». Поскольку Советы в вопросе о Финляндии, согласно нашему договору, использовали свое право, позиция фюрера являлась во внешнеполитическом отношении ярко выраженной неудобной» («Откровения и признания». Нацистская верхушка о войне «третьего рейха» против СССР. Смоленск, 2000, с. 27-28). Теперь и сам Гитлер, планируя войну на севере континента, был заинтересован в сохранении независимости Финляндии, от ликвидации которой Москва не собиралась отказываться.

Обострились отношения СССР с Италией, которая не признала советских интересов, не согласованных с ней, в имевших римские корни Румынии, которую Муссолини считал в сфере своих интересов. Это привело к отзыву советского полпреда в Италии Н.В. Горелкина. В телеграмме, направленной ему В.М. Молотовым 9 декабря 1939 г., говорилось: «Ввиду занятой итальянским правительством враждебной линии в отношении Советского Союза, что особенно сказывается в финляндском вопросе, мы считаем необходимым немедленно вызвать Вас в Москву до вручения Вами верительных грамот королю…» (Документы внешней политики. 1939 год. Т.ХХII. Кн. 2. М., 1992, Док. 849. Документы внешней политики. 1940-22 июня 1941, М., 1995). Отзыв итальянского посла в Москве 3 января 1940 г. произошел в контексте отзыва послов Великобритании и Франции в конце 1939-го – начале 1940 г., и эти страны в течение ряда месяцев были представлены в СССР временными поверенными в делах.

Такая международная изоляция угрожала балканским планам Москвы, дипломатическая подготовка к реализации которых началась с этого времени. Продолжавшиеся через культурные связи и по линии Болгарской рабочей партии (БРП) советско-болгарские связи привели к подписанию 5 января 1940 г. советско-болгарского договора о торговле и мореплавании (вступил в силу 13 февраля 1940г.), что не могло не сказаться на отношениях с Римом. Советско-итальянские отношения еще больше обострились, когда министры иностранных дел Италии и Венгрии без участия СССР встретились в Венеции 6-7 января 1940 г., где обсуждали и будущее Балкан. Ответ Москвы не заставил себя долго ждать. 11 января имела место беседа полномочного представителя СССР в королевстве Венгрия Н.И. Шаронова с посланником Югославии в этой стране С. Рашичем. 9 февраля 1940 г. начались советско-югославские экономические переговоры. В середине февраля 1940 г. Сталин обратился к румынскому правительству с предложением пакта о ненападении. Взамен он просил контроль над устьем Дуная, особенно над портами Сулина и Констанца, в обмен на территории в Советской Молдавии (Городецкий Г. Роковой самообман: Сталин и нападение Германии на Советский Союз. М., 2001, с. 46; Галифакс — Гору о беседах с Тиля, 22 мая 1940; см. дальнейшие предложения в: АВП РФ. Ф. 06. Оп. 2. П. 1. Д. 10. Л. 82-83. Молотов о встрече с Давидеску (румынским послом в Москве), 2 апр. 1940).

В этой связи понятно появление 26 февраля 1940 г. директивы наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова Балтийскому флоту адмирала В.Ф. Трибуца, в которой указывалась возможность выступления против СССР, наряду с Финляндией, Германии вместе с союзниками по Антикоминтерновскому пакту Италией и Венгрией (Соколов Б. Третий рейх: мифы и действительность. М., 2005, с. 107). И как свидетельствует Трибуц, подготовка Балтфлота в 1940-1941 гг., проходила именно в рамках указаний наркома, несмотря на то, что в конце апреля 1940 г. в советско-итальянских отношениях обозначился вектор на улучшение, что было следствием встречи 18 марта 1940 г. на перевале Бреннер А. Гитлера и Бенито Муссолини. На этой встрече, обсуждая вопрос о вступлении Италии в войну, Гитлер указывал на необходимость «в сложившихся условиях продолжить сотрудничество с Москвой» на базе германо-советского договора 1939 г. Все эти обстоятельства и заставили Советский Союз: 1) отказаться от дальнейшего использования марионеточного «правительства Куусинена»; 2) признать 25 января 1940 г. законным реально существующее с 1 декабря 1939 г. в Финляндии правительство Р. Рюти; 3) заключить 12 марта 1940 г. в Москве мир с законным правительством Финляндии.

Даже если признание правительства Рюти было ловким ходом Сталина перед планируемым советским февральским наступлением, советское правительство не вернулось к реанимации «правительство Куусинена» после прорыва линии Маннергейма. Этот прорыв обеспечил успешное наступления Красной Армии, в ходе которого фактически за две недели с 11 февраля 1940 г. она решила исход войны в свою пользу, что позволило Советскому Союзу получить аренду на 30 лет полуостров Ханко (Гангут), присоединить Карельский перешеек, часть Лапландии, а также, частично, намеченные к захвату планом Шапошникова от 24.03.38 г. полуострова Рыбачий и Средний. А вот занятый Красной Армией Петсамо (Печенгу) пришлось вернуть Финляндии. Москва вынуждена была отказаться от присоединения всей Финляндии и пойти на переговоры с Рюти. Эта пиррова победа стоила СССР в общей сложности 391,8 тыс. чел., согласно поименным спискам, составленным в 1949-1951 годах Главным управлением кадров МО СССР и Главным штабом Сухопутных войск (Россия и СССР в войнах ХХ в. Потери Вооруженных Сил. М., 2001, с. 211; Соколов Б.В. Правда о Великой Отечественной войне (Сборник статей). СПб., 1989). Общие потери финской стороны по последним данным составили 66 тыс. чел. Результатом этой войны было исключение СССР из Лиги Наций. Но для широких народных масс внутри страны, финская война была преподнесена как блестящая победа, достигшая всех поставленных целей, а вынужденный мир объяснялся чуть ли не врождённым миролюбием СССР. Именно для этих масс предназначалась речь Сталина 17 апреля 1940 г., в которой он говорил о победе в этой войне над тактикой, стратегией и передовыми технологиями Европы, хотя с древности известно, что не стены, а мужчины защищают города, и нет таких укреплений, которые нельзя взять.

В узком кругу Сталин выражал свое явное недовольство ходом и итогами войны, и даже заменил Ворошилова на должности наркома обороны С.М. Тимошенко, фронт которого и прорвал «линию Маннергейма». На пленуме ЦК ВКП(б) 28 марта 1940 года, где проводился критический разбор советско-финской войны, в ответ на ссылки о суровых зимних условиях было заявлено, как сообщает Димитров, что эти условия не помешали одерживать победы над шведами Александру Невскому и Петру I, а также Александру I над Наполеоном (Димитров Г. Дневник (9 март 1936 – 6 февруари 1949). София, 1997). Это были не просто слова, примененные для сравнения. Они получили продолжение во внутренней политике. 7 мая 1940 г. в СССР были введены генеральские звания (а позднее и погоны, в чем, возможно, сыграл свою роль Б.М. Шапошников), восстановлены «буржуазных» ритуалы и формы приветствия, и, прежде всего отдача чести, возвращена морякам прежняя (царская) военная форма. Все изменения были отражены в Дисциплинарном Уставе, принятом в августе 1940 года. 12 августа 1940 г. в Красной Армии были упразднены институты военных комиссаров (отмена двоевластия в армии) и введено единоначалие, лишившая политкомиссаров контроля над командирами. Введение единоначалия – лишь констатация факта подчинения партии, включая ее структуры в армии, интересам государства. Таким образом, советское руководство уже открыто признало приоритет государственных интересов перед революционно-социальными ценностями. Й. Геббельс по этому поводу записал в своем дневнике за 15 августа 1940 г.: «Сталин отказывается от большевистских абсурдностей» («Откровения и признания». Нацистская верхушка о войне «третьего рейха» против СССР. Смоленск, 2000, с. 27-28).

Возвращение к царской политике коснулось и международных отношений, где уже Сталин был вынужден пойти на установление новых контактов с традиционным «заклятым другом» царской России – Великобританией. Это стало следствием финской войны. Не случайно первая попытка таких контактов была предпринята советской стороной еще до подписания мира с финнами. Выступая в палате общин 11 марта 1940 г. Н. Чемберлен признал, что «был случай, когда советский посол сообщил Лондону о предварительных условиях, которые правительство СССР было готово передать Финляндии, но правительство Великобритании не сочло возможным взять на себя передачу этих условий Финляндии». Но после окончания Зимней войны отношение Лондона к Москве изменилось, что не осталось не замеченным Гитлером, который 30 марта 1940 г. в свете предстоящих военных действий в Скандинавии сделал вывод, что Англия стремиться использовать Россию, возлагая на нее свои надежды. Но и Сталин возлагал на Англию не меньшие надежды в свете задуманного им присоединения к СССР прибалтийских республик и планируемой кампании в Юго-Восточной Европе, которая явно не ограничивалась оговорённой с Гитлером Бессарабией, о чём свидетельствует захват в ходе её осуществления Северной Буковины и северных районов румынской Молдовы с г. Герца. А эти шаги, согласно пакту Молотова-Риббентропа, требовали согласования с Гитлером, что Сталин, если и собирался сделать, то постфактум.

В начале апреля 1940 г. возобновились советско-английские торговые переговоры, прерванные финской войной, что полностью соответствовало «большой игре» советского руководства по взаимному стравливанию Германии и Англии. Жертвами этой игры стали пленённые Красной Армией осенью 1939 г. польские офицеры, расстрелянные в Медыне, Катыне и под Харьковом в начале апреля 1940 г. Идя на сближение с Англией, Сталин не собирался защищать её интересы, а передача пленных поляков союзникам означила конфронтацию с Гитлером, союзнический потенциал с которым ещё не был до конца реализован. Ведь именно в это время под патронажем Англии полным ходом шло формирование польской армии во Франции, численность которой за короткий срок с осени 1939 до лета 1940 г. достигла 84 тысяч.

Эта армия остро нуждалась в офицерских кадрах, которые с избытком были в сталинских лагерях. Но помощь союзникам в этом деле не входила в планы Сталина, тем более, что настроены эти пленные польские офицеры были отнюдь не просоветски. Кроме того, такой шаг давал союзникам возможность разыграть польскую карту против СССР, тем более что сами поляки стремились восстановить свою государственность, а их правительство в изгнании получило мировое признание, что угрожало территориальной целостности СССР в новых его границах, несмотря на признание этих границ де-факто даже Соединёнными Штатами. Ведь всё могло измениться после окончания войны. И это могло быть основанием не только для расстрела пленных польских офицеров, но и для ликвидации генерала Владислава Сикорского, первое неудачное покушение на которого имело место в том же 1940 г. в Париже.

Решение о ликвидации пленных поляков было принято на Политбюро 5 марта 1940 г. (Выписка из протокола № 13 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) «Особая папка» от 5 марта 1940 г. «Вопрос НКВД СССР» // Вопросы истории, 1993, № 1, с. 7-22), за несколько дней до первой попытки нового сближения с Англией и параллельно с переброской к демаркационной линии (ставшей границей) в Польше и к границам Румынии участников финской войны, срок демобилизации которых был отодвинут до 1 июля 1940 г. Всего с апреля по июнь 1940 г. сюда было переброшено дополнительно 30 дивизий. Вероятно, спешка в осуществлении расстрела польских офицеров в апреле 1940 г. объясняется наступлением благоприятного времени для главных военных кампаний этого года, которые должны были, как казалось тогда, решить судьбу войны. И надо было торопиться, чтобы успеть подойти к послевоенному разделу мира не с пустыми руками. Ведь после наступления мира могло стать большой проблемой даже присоединение оговорённой с Гитлером Бессарабии, которой, отнюдь, не исчерпывались планы советского руководства.

Но советское правительство прекрасно знало и то, что Великобритания очень нуждается в Советском Союзе. К этому ее толкало и все время усложнявшееся, положение на фронтах. Все говорило в пользу того, что борьба будет обостряться и это потребует от немцев введение в бой резервов, а взять их было негде, кроме как с советско-германской границы, где и концентрировалась основная масса немецких войск. Это, как и советское участие в подготавливаемых англичанами событиях на Балканах, снимало угрозу немецкого нападения на СССР. И последующий перенос сроков реализации плана «Барбаросса» с 15 мая на 22 июня 1941 г. тому подтверждение. Поэтому Сталин, совершенно обосновано не беспокоясь до первой декады мая 1941 г. о безопасности собственной страны и с пренебрежительностью относился к разведывательной информации о подготовке Германии к нападению на СССР. Логично было в сложившейся ситуации ждать от немцев, по примеру англичан, начала переговоров с Москвой. Тем более, что Сталин дал это понять, превратив проводы японского посла 14 апреля в демонстрацию также советско-германской дружбы, в которой признавался немецким дипломатам, присутствующим на вокзале. И это не была сиюминутная выходка подвыпившего по такому случаю вождя. Сталин рассматривал подписание советско-японского пакта, если не как начало переговоров с Антикоминтерновским союзом, то подтверждением дружбы с ним, проверенной временем (с августа 1939 г.). Ведь отсутствие противодействия со стороны Германии советско-японскому пакту, (можно сказать даже содействие ему) предполагало согласование этого шага Японии с ее союзниками по Оси, и, прежде всего, с Германией.

Пакт от 13.04.41г. давал возможность Токио сосредоточиться на южном направлении, а Москве на Балканах. Но осторожный Сталин, очевидно, решил заручиться если не союзом, то хотя бы нейтралитетом Германии, и её союзников. Поэтому, выдержанная им пауза с получением послания Черчилля объяснялась ожиданием предложений из Берлина, переговоры с которым в связи с успехами немцев на Балканах стало насущной необходимостью в его продолжавшейся «большой политической игре». Поэтому Сталин в 1942 г. на встрече с Черчиллем даже не сразу вспомнил об этом предупреждении, на котором тогда же в апреле 1941 г. начертал: «Очередная британская провокация» (Бережков В.М. Как я стал переводчиком Сталина. М., 1993. С. 317).

Согласие СССР оказать помощь Югославии, по мнению Форин оффис, означало, что русские «сжигают за собой мосты» и победу политики Великобритании, направленной на сталкивание СССР с Германией. Германская разведка была уверена, что к событиям в Югославии причастны как английская, так и советская разведки. У. Черчилль признал факт причастности своей страны к этим событиям. Да и как могло быть иначе, если после провала путча англичане эвакуировали правительство Симовича и поддерживали его до конца войны, пытаясь влиять через него на балканскую политику. Российская сторона по этому вопросу хранит полное молчание. Но об этом красноречиво говорит немецкая нота от 21.06.41 г.: «Сербский организатор этого путча (27 марта 1941 г. – В.А.) и руководитель «Черной руки» господин Зимич (Симич – В.А.) до сих пор находится в Москве и в тесном контакте с органами пропаганды Советской России и сейчас развертывает там активную деятельность против рейха» (Нота министерства иностранных дел Германии советскому правительству от 21 июня 1941 года. Меморандум). Но быстрая победа немцев на Балканах, где правительство Югославии после капитуляции 17 апреля 1941 г. призвало свои войска сложить оружие, спутала как английские, так и советские карты. Гитлер не собирался согласовывать свои шаги на Балканах с Советским Союзом, от которого поэтому обоснованно ждал «сюрприза» накануне оккупации Югославии. У Гальдера в дневнике за 6 апреля 1941 г. записано: «Группировка русских войск: Бросается в глаза скопление войск на Украине. Главком полагает, что не исключена возможность вторжения русских в Венгрию и Буковину (Южную – В.А.)…» (Гальдер Ф. Военный дневник. М., 1969, Т. 2. С. 449).

Проводимая внешняя политика, отвечающая целям советского руководства во второй мировой войне, полностью соответствовала составленным советским военным планам, включая планы развертывания ВС, в т.ч. и мартовский план 1941 г. Соответственно, эти планы имели существенный недостаток, отражающий реальное положение СССР в мире. Их реализация была слишком зависима от внешних условий, которые и должны была обеспечить советская дипломатия. Только при помощи англичан Сталину удалось создать такие условия на Балканах. Поэтому советские планы развертывания под операции в Юго-Восточной Европе стали реализовывать в марте-апреле 1941 г. скрытно и очень осторожно. Это объяснялось тем, что эти планы предусматривали обострение и затяжной характер англо-британской борьбы, что по всем расчетам и должно было произойти летом 1941 г. на Балканах, которые по всем признакам должны были стать основным ТВД 2-й мировой войны в это время. Отсюда и дата «12 июня» на уточнённом плане стратегического развертывания ВС СССР от 11 марта 1941 г., вписанная карандашом заместителем начальника Генштаба генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным (Вторая мировая. Факты и версии. М., 2006., С. 64).

Только в том случае, когда основные силы и резервы Германии будут заняты борьбой с равным по силе противником (Англией), СССР получал предусмотренный всеми планами прикрытия значительный мобилизационный период, что предполагало инициативу советской стороны в выборе места и времени осуществления своих операций. После Зимней войны Сталин свято соблюдал условие их осуществления только тогда, когда усиливалось противостояние англичан и немцев. Тем более, он вряд ли бы отступил от этого принципа, планируя столь масштабную операцию, как балканская. Только при условии втягивания Англии и Германии в смертельную схватку, советские контрудары по Германии, предусмотренные в случае ее вмешательства, имели шансы на успех. Именно к такой войне Советский Союз готовился и был готов уже к весне 1941 г. Ведь Сталин не собирался защищать ни германские, ни британские интересы. Вот почему он отверг концепцию союза с Западом против Гитлера, которой придерживались еще в свое время Н.И. Бухарин, И.П. Уборевич, А.И. Егоров и Тухачевский, и единственный оставшийся в живых М.М. Литвинов, который, возможно, этому был обязан Гитлеру, вовремя для него напавшему на СССР. И вот почему Сталин был так упрям в отстаивании своих интересов на Балканах и в Финляндии перед Гитлером, позиция которого не могла заставить Сталина отказаться от этих планов. Этого требовали интересы государства, которые в силу установленного им же режима во многом определял только он.

Складывающаяся международная обстановка, как казалось, позволяла ему это сделать, если не сейчас, то в ближайшем будущем, что признавал и сам Гитлер. Сталина можно обвинять в установлении тоталитарного режима в стране, а также в преступлениях против собственных народов и даже народов других стран, но только не против СССР как государства. Ради этого он готов был даже воевать с Гитлером, но только к полномасштабной войне один на один с Германией в 1941 году Сталин не был готов, не хотел и боялся ее. Поэтому руководство Советского Союза официально и провозглашало миролюбивую внешнюю политику. Это понимал и Гитлер, который еще в сентябре 1940 г. на переговорах с Муссолини, дословно заявил: «Однако невероятно, чтобы Россия сама начала с нами конфликт. В России управляют разумные люди» (Гальдер Ф. Военный дневник. М., 1969, Т. 2. С. 186).

Но войны с Гитлером Сталин боялся не больше, чем англо-германского мира, который, по его расчетам, как показывает Г. Городецкий, должен был наступить к концу 1941 г., что поставило бы крест на его планах. Ведь мир подразумевал компенсации Англии и Германии. А какие это могли быть компенсации, с точки зрения Кремля, если не за счет СССР, в частности в районе Кавказа и Средней Азии Великобритании и в Европе – Германии. Даже в том случае, если бы Сталин поверил, что желание Англии восстановить довоенное положение было искренним и бескорыстным, это все равно создавало бы Кремлю головную боль в связи с вновь присоединенными территориями. Но Югославия стала последней каплей, переполнившей чашу терпения Гитлера, который, тем не менее, вынужден был перенести в связи с балканскими событиями сроки вторжения на территорию СССР с середины мая на вторую половину июня 1941 г.

Молниеносная оккупация немцами Югославии поставила СССР в очень сложное положение, но не могла остановить запущенный маховик подготовки к войне по южному варианту. В отношении же Финляндии были предприняты политические шаги для нормализации отношений. Уже в середине апреля 1941 г. из Москвы в Хельсинки прибыл новый посол и тут же прекратило вещание пропагандистская радиостанция советской Карело-Финляндии. А 30 мая 1941 г. Сталин принял посла Финляндии и сообщил о возобновлении поставок зерна. Но и на Балканах советская дипломатия не смогла создать условия для проведения военных операций. Поэтому в СССР так и не было объявлено открытой мобилизации (день «М») ни 12 июня, ни позже. Не случайно и на подпольном совещание ЦК КПЮ под руководством И. Тито 4 мая 1941 г. был взят курс на подготовку вооруженного восстания, но только против своего правительства. Лишь после нападения Германии на СССР 22 июня 1941 югославские коммунисты призвали народы Югославии подняться на вооруженную борьбу против немцев. Но в ходе этой борьбы югославы могли опираться только на помощь англичан, что и предопределило самостоятельную политику И. Тито после войны, чем объясняется негативное отношение Сталина к нему.

После последовавших за Югославией успехов немцам и на других театрах военных действий стало ясно, что осуществление советских планов без согласования с Гитлером проблематично и даже опасно. Возможно, попыткой вызвать Германию на переговоры, была вербальная нота советской стороны с жалобой на незаконные перелеты советской границы немецкими самолетами, врученная Шуленбургу 21 апреля 1941 года. Переговоров требовали и советско-германские консультации по Ближнему Востоку полпреда С.А. Виноградова, статус которого в начале мая был повышен до полномочного и чрезвычайного посла, с германским послом в Турции Ф. фон Папеном. Переговоры проходили по инициативе советской стороны в апреле-начале мая 1941 г. в Анкаре. Эта инициатива опровергает версию об использовании немцами Ближнего Востока как тщательно продуманной Гитлером дезинформации против СССР. Очевидно, к такому самообману подтолкнули начавшиеся переговоры между немцами и турками, закончившиеся подписанием 18 июня 1941 г германо-турецкого договора о дружбе и ненападении, который был необходим Гитлеру для безопасности в условиях планируемой им войны с СССР.

Так как в Москве отказывались верить в возможность нападения Германии на СССР в условиях войны с Англией, то из немецко-турецких переговоров был сделан единственно логичный вывод: Германия готовит удар по английскому влиянию и колониям на Ближнем и Среднем Востоке. Очевидно тогда же было решено найти общий язык с Гитлером на этом направлении. Ведь район «к югу от Батума и Баку в общем направлении к Персидскому заливу» было заявлено Молотовым по результатам ноябрьских (1940 г.) переговоров в Берлине, и не встретило никаких возражений (Документы внешней политики СССР. Том 23. Кн. 2 (часть 1). 1 ноября 1940 г. – 1 марта 1941 г. — М., 1998. С. 137; Архив Президента РФ, ф. 3, on. 64, д. 675, л. 108-116). Не случайно в начале июня 1941 г. «большую группу офицеров оперативного управления Генерального штаба Красной армии отправили в важную служебную командировку», но «не на западную границу, где через несколько дней начнется кровавая война, а на южную. Генштабисты побывали сначала в Тбилиси, потом в Баку» (Млечин Л. С кем готовились воевать в июне сорок первого? // Профиль). А поэтому в ходе консультаций с фон Папеном советская сторона подчеркнула свою готовность учитывать германские интересы в ближневосточном регионе. О.В. Вишлёв полагает, что таким путем СССР сознательно стремился направить агрессию Германии на Ближний Восток, и, тем самым обезопасить себя. Но даже в этом случае, основной задачей были, всё же, переговоры на более высоком уровне.

И уже открытым призывом к переговорам с Германией стало назначение Сталина 4 мая 1941 г. Председателем Совета народных комиссаров без лишних процедурных проволочек, чему способствовала передача полномочий СНК узкому кругу лиц (БСНК) за месяц до этого. Молотов был брошен на дипломатическое ведомство. Напрашивается сравнение с августом 1939 г., когда за подобной ситуацией последовали предложения Гитлера о сотрудничестве. Так как на ноябрьских переговорах была достигнута договоренность о поддержании контактов через немецкое посольство в Москве, то как предложением к дальнейшему сотрудничеству вполне логично в Кремле могли расценить приглашение 5 мая 1941 г. Деканозова, находившегося в это время в Москве, на завтрак к Шуленбургу, который выразил обеспокоенность распространением слухов близкой войны между Германией и СССР.

И хотя Шуленбург заявил, что эта встреча его «частная инициатива», но представить себе, что германский посол в Москве сошел с ума и действует против воли Гитлера очень сложно, особенно в сталинской Москве. Тем более, что Шуленбург действительно получил указания опровергать слухи о готовящемся германском нападении. А германское посольство в Москве было прозрачно для советских спецслужб, которые под кураторством капитана НКВД В. Рясного еще с 28 декабря 1940 г. поставили его на прослушивание. И никаких оснований подозревать Шуленбурга в превышении своих полномочий это прослушивание не дало. Поэтому Сталин не увидел в этой инициативе немецкого посла предупреждения, как считают многие историки, а вполне обоснованно решил, что это и есть те шаги Гитлера по урегулированию разногласий, которые он так долго ждал. Поэтому на Сталина и не произвело должного впечатления специальное сообщение Разведупра (№ 660477сс) за подписью Ф.И. Голикова «О группировке немецких войск на востоке и юго-востоке на 5 мая 1941г.», переданное ему в тот же день. А в своей речи вечером 5 мая 1941 г. перед выпускниками академий Красной Армии Сталин был сама воинственность. Возможно, не случайно он вспомнил в своем выступлении А.В. Суворова, прославившегося своими наступательными действиями на юго-западе против Турции. Ведь именно её касалось направление «к югу от Батума». А в силу географического положения Турции наивно полагать, что только Закавказским ТВД ограничивались планы СССР в отношении её.

На очередной встрече послов, имевшей место 9 мая 1941 г. по инициативе советской стороны, Шуленбург предложил через Деканозова опубликовать совместное советско-германское коммюнике о существовании между этими странами дружественных отношений. Он еще раз напомнил, что это его инициатива, а не Гитлера, и он не может ставить такой вопрос в Берлине. Вместе с тем, он предложил Сталину использовать назначение его премьером советского правительства для обращения путем личных писем к главам Оси (прежде всего к Гитлеру) с заверением, что Советский Союз будет проводить дружественную политику, то есть фактически примкнет к Берлинскому пакту (и фактически списать отсутствие такой договоренности на Молотова). Такое предложение означало присоединение к союзу с Германией безо всяких предварительных условий, что связывало Сталину руки в реализации его планов. Это была цель Гитлера. И как тут можно было поверить в его не причастность к инициативе Шуленбурга. Но даже если Сталин и поверил послу, он решил использовать его инициативу для подключения к этому вопросу фюрера. В тот же день после трехчасового совещания с Молотовым, Вышинским и Деканозовым (не слишком ли представительное совещание для ответа простому послу, пусть даже такой державы как Германия), Сталин предложил обмен письмами с дружескими заверениями в миролюбии соответственно за подписями его и Гитлера. Можно вполне логично предположить, что Гитлер использовал свое московское посольство, даже помимо его воли, чтобы обеспечить внезапность нападения (непонятно был ли он использован сознательно, или так получилось, но в таком случае Шуленбург сам стал источником этой дезинформации). Ведь немецкий посол был не в курсе планов Гитлера. Но в этой связи примечателен один факт. Гитлер подтверждает свое решение напасть на СССР только 15 мая 1941 г., дав возможность Шуленбургу дойти до логического конца в его переговорах с Москвой. Так может быть, переговоры были не дезинформацией, а Гитлер действительно ждал от Сталина безусловного присоединения к Берлинскому пакту. И не дождавшись, окончательно решил расправиться с Советским Союзом военным путем.

А вот Сталин как раз ждал, какие условия предъявит Гитлер. Над этим теперь ломала голову советская разведка, работа которой поэтому напоминала гадание на кофейной гуще, а прогнозы были противоречивы. Но больше всего данные этого периода, очевидно, в соответствии с пожеланиями Сталина, акцентировали внимание на том, что присутствие значительных немецких сил на советской границе и демонстрация решительности напасть на СССР имеет целью вынудить Советский Союз быть более сговорчивым на предстоящих переговорах или заставить его принять условия возможного ультиматума. Об этом говорило и послание в Лондон английского посла в Москве С. Криппса, содержание которого не могли быть не известно Кремлю.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что все советские военные планы стратегического развёртывания, начиная с сентябрьских 1940 г., не имеют утверждающей подписи, в отличие от плана от 24 марта 1938 г., который хоть и в ноябре месяце того же года, но был всё-таки утверждён. Объясняется это постоянными изменениями военной и политической обстановки, за которой не поспевали эти планы. Ту же картину мы имеем и с мартовским (1941 г.) планом Г.К. Жукова после перелета 10 мая 1941 г. Гесса в Великобританию, когда появился призрак англо-германского мира. Английское радио сообщило о факте перелета 11 мая. И только вечером 12 мая немецкая печать с подачи Гитлера объявила Гесса сумасшедшим. Сама идея заключения мира Германии с Англией, накануне вторжения в СССР, была весьма разумной. Только ее реализация делала план «Барбаросса» реалистичным. В Москве заподозрили, что Гесс если и не послан по прямому приказу фюрера, то согласовывал с ним свои действия. Международная медицинская экспертиза 1946 г. признала Гесса вменяемым, в чем Сталин не сомневался с самого начала, а его смерть в тюрьме, еще до того как были рассекречены материалы по этому делу, лишила мировую общественность возможности узнать всю правду из первых уст. По всей видимости, британским спецслужбам не хотелось в условиях «холодной войны» признаваться, что они просто использовали Гесса для шантажа с целью привлечь СССР на свою сторону. Поэтому Черчилль не передал Москве информацию о целях перелета Гесса, так как она не содержала никакой дополнительной информации, которую Лондон мог бы использовать по поводу привлечения СССР на свою сторону. Гесс не был посвящен в планы нападения Гитлера на СССР. Об этом свидетельствует его реакция на начало войны с СССР, когда он сказал: «Так значит, они все-таки напали».

Черчиллю удалось в случае с Гессом держать Сталина в полном неведении. Возможно, позднее советский лидер стал сомневаться, что целью миссии Гесса было заключение мира с Англией. В 1944 г. он выразил Черчиллю восхищение его специальными службами, сумевшими заманить Гесса в Британию. Поводом для такого вывода послужили советские разведывательные данные, говорившие о том, что Гесс рассчитывал склонить Англию к заключению мира, опираясь на те силы, которые были некогда настроены прогермански, а в их число входили и некоторые члены королевской семьи (именно этим и вызвана секретность материалов со стороны Лондона по этому делу до сих пор). Это было не реально, а в памяти у Сталина еще были свежи подробности операции «Трест» по заманиванию в СССР Бориса Савинкова, а также другие подобные операции НКВД. Но тогда, в мае 1941 г. Москва не на шутку забеспокоилась по поводу возможности заключения англо-германского договора. А вероятность этого была. Ведь миром неизбежно заканчивается любая война.

Поэтому Сталин и стал после перелета Гесса демонстрировать свою лояльность Гитлеру, даже в ущерб англо-советским отношениям. 12 мая 1941 г. по его распоряжению в Москве были закрыты посольства Бельгии, Норвегии, Греции и Югославии. В тот же день Москва признала пришедший к власти в Багдаде антианглийский и прогерманский режим Рашида Али. И в этот же день состоялась третья встреча Деканозова с Шуленбургом в резиденции последнего. Советский полпред подтвердил согласие Сталина и Молотова послать Гитлеру личное письмо и предложил совместно договориться о содержании и тексте письма. Но на сей раз Шуленбург «довольно бесстрастно», по словам Деканозова, охладил энтузиазм советского посла, заявив, что не имеет на это никаких полномочий, которые, правда, обещал добиться. Москва могла подозревать, что Гитлер просто использовал своего посла в войне нервов, чтобы обеспечить себе более выгодные условия на предстоящих переговорах.

Но отсутствие самих переговоров не позволяло реализовать советские военные планы, которые стали корректироваться после перелета Гесса. 14-15 мая 1941 г. в приграничные военные округа полетели детальные директивы Генерального штаба, требовавшие от войск округов особое внимание уделить обороне и только «быть готовыми по указанию Главного командования нанести стремительные удары для разгрома противника, перенесения боевых действий на его территорию и захвата выгодных рубежей». На основании этих директив округам поручалась разработка оперативных планов обороны (Безыменский Л.А. Гитлер и Сталин перед схваткой. М., 2000. С. 459-461). Западному и Киевскому военным округам Генштабом было дано указание реанимировать старые УРы. Для этого планировалось «к 1.5.41 г. направить в округа технические указания по установке вооружения и простейшего внутреннего оборудования в сооружениях 1938-1939 г.г.» (Архив МО СССР, ф. 73. оп. 12109, д. 5789, лл. 108-114; Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М, 1971. С. 213).

Одновременно с этим Г.К. Жуков, пытаясь выйти из этого положения цейтнота, предложил свои «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза» от 15 мая 1941 г., которые сводились к превентивному удару по Германии основной ударной группировкой советских войск, сосредоточенной под Львовом. Именно эта часть документа вызвала негативную реакцию Сталина, посоветовавшего Жукову больше таких записок для прокурора не писать. Что касается самого плана от 15 мая, разработанного в рекордные сроки за несколько дней, так как сам Жуков, как это следует из его воспоминаний, в своё оправдание заявил, что в основе плана лежит выступление Сталина перед курсантами РККА 5 мая. В остальном же он принципиально не отличался от мартовского плана развертывания, под который уже шли полным ходом мобилизация и развертывание войск. Это исключало появление принципиально нового плана за столь короткое время, не говоря уже о том, что не реальна была его реализация в 1941 г. По-другому и быть не могло. Коней на переправе не меняют. Остановить запущенный советский военный маховик наступательной войны на юге было уже не возможно даже его авторам. Поэтому «Соображения» Жукова были всего лишь изменением направления главного удара с юго-западного (против Юго-Восточной Европы) на северо-западный (против Германии).

Нет сомнения, что в этом случае Красная Армия потерпела бы сокрушительное поражение, в чём чистосердечно и признавался после войны Жуков (Анфилов В.А. Новая версия и реальность // Независимая газета, 7.04.1999). Поэтому вполне логично 16 мая 1941 г. западные пограничные округа получили указания ускорить строительство укрепленных районов на новой государственной границе. Для этого привлекалось до трети личного состава (по одному батальону из каждого полка), а с инспекцией в Белоруссию был направлен известный военный инженер Д.М. Карбышев. С общей инспекцией на западную границу выехал заместитель начальника Генштаба К. Мерецков. С этой же целью в тот же день 16 мая 1941 г. ЦК партии и Совет народных комиссаров СССР приняли специальное постановление «О мероприятиях по очистке Литовской, Латвийской и Эстонской ССР от антисоветского, уголовного и социально опасного элемента», распространенное в дальнейшем на Западную Украину, Западную Белоруссию, Бессарабию и Буковину.

Но чисто оборонные мероприятия стратегического значения, как отмечает Василевский, отвлекали и дезориентировали руководящих исполнителей от основной задачи приготовлений к войне наступательной, планы которой не были отменены до утра на 22 июня, когда появилась директива № 2 с приказом границ не переходить. Ведь одновременная подготовка к обороне и наступлению на одних и тех же направлениях, что невозможно было осуществить на практике, привела к парализации советского военного механизма. Такое поведение Сталина нельзя объяснить без признания влияния на него (а значит и подлинности) личного письма Гитлера от 14 мая 1941 г., доставленного в Москву 15 мая пилотом немецкого самолета Ю-52 (газ. «Красная звезда» от 22 ноября 2003 г.).

Это письмо Гитлера можно рассматривать как результат переговоров с Шуленбургом, который и был тем самым известным каналом, о котором говорил Гитлер в своем послании. Это был сильный ход Гитлера по дезинформации будущего противника. И не единственный. Тогда же 15 мая 1941 г. был обнародован официальный меморандумом МИД Германии о конструктивности советско-германских экономических отношений, что вселяло Сталину надежду на новые советско-германские политические переговоры, к которым он стремился (СССР – Германия. 1939-1941. Документы и материалы о советско-германских отношениях с апреля 1939 г. по июль 1941 г. Перевод Ю. Фельштинский. Док. 100,101). К тому же, в тот же день 15 мая из Берлина был получен ответ на ноту от 21 апреля, что расследование 71 случая нарушения немцами границы «потребует некоторого времени, поскольку военно-воздушные подразделения и имеющие к этому отношение экипажи самолетов должны допрашиваться персонально». А 22 мая Шуленбург посетил Молотова и в числе обсуждаемых был вопрос освобождения немецких летчиков, принужденных к посадке на советской территории. Вероятно, тогда же немецкий посол передал советской стороне просьбу своего правительства разрешить нескольким немецким поисковым группам поиски останков немецких солдат, погибших в Первую мировую войну на территории нынешнего СССР (Городецкий Г. Роковой самообман: Сталин и нападение Германии на Советский Союз. М., 2001).

Даже понимая реальность угрозы нападения на СССР, переговоры для Сталина в сложившихся условиях оставались единственной возможностью избежать конфронтации с Гитлером, к чему он искренне стремился с этого времени. Необходимостью диалога с Германией объясняется тот факт, что 24 мая 1941 г. на совещании всех высших военачальников было принято странное, на первый взгляд, решение, не столько форсировавшее претворение каких-либо военных планов в жизнь, сколько усиливавшее централизацию, что только затрудняло их реализацию. Совещание рассматривало, вероятно, вопросы разработки штабами округов и армий планов прикрытия и процедуру введения их в действие. Введение этой процедуры планировалось не в какой-либо заранее назначенный день и час, не после первых выстрелов врага, и даже не после перехода врага в наступление, а только и исключительно по приказу из Москвы. Таким образом, директивой от 24 мая советское руководство только затрудняло реализацию любых военных планов. С одной стороны, оно брало на себя инициативу в принятии решений в зависимости от обстановки, а с другой – снимало с себя и подставляло под ответственность нижестоящие инстанции в случае отсутствия таких решений в момент нападения противника, что и произошло.

Но к моменту проведения совещания и после него внешнеполитическая ситуация складывалась в пользу Москвы. 27 мая сухопутные войска англичан вышли на подступы мятежного Багдада, откуда немцы вынуждены были эвакуировать свой персонал и авиацию. А флот Великобритании уничтожил в этот день немецкий линкор «Бисмарк», который 24 мая в морском бою потопил английский линейный крейсер «Худ». 30 мая 1941 г. британцы заняли Багдад и свергли ненавистный им режим Рашида Али, но в тот же день немцы захватили о. Крит, штурм которого они начали 20 мая 1941 г. Взятие Крита было преподнесено Геббельсом как образец будущей высадки в Англии. Причем изъятие этой уже напечатанной статьи Геббельса было призвано создать иллюзию утечки информации об истинных намерениях фюрера напасть на Англию, для чего он, якобы, и предпринял отвлекающий маневр в Ираке. Информация о выходе в море нового немецкого линкора «Тирпиц» в море как бы подтверждала неизбежность высадки на побережье Англии, о которой Гитлер писал и в личном письме Сталину.

Попыткой спасти положение следует рассматривать подчёркнуто лояльное поведение Кремля по отношению к Германии, что произвело впечатление на Шуленбурга, который писал об этом в своих донесениях в Берлин. По этой же причине в конце мая – начале июня военным было запрещено ввести в действие план прикрытия (развертывания войск) и уничтожать воздушных нарушителей, отменен 5 июня 1941 г. плана эвакуации Москвы на случай войны (бомбардировок) и ликвидирована комиссия В. Пронина (Верховский Я., Тырмос В. Сталин. Тайный «Сценарий» начала войны. М., 2005). Отсюда и отказ Сталин от дипломатических контактов с уже покидающими Москву послами Англии и США, которые добивались аудиенции у него или Молотова, чтобы очередной раз предупредить об опасности со стороны Гитлера. По этой же причине игнорируются информация о грядущем в ближайшие дни нападении Германии, идущая с этого времени сплошным потоком по всем каналам, в том числе и от разведок, что вызывало не понимание военных тогда, и вызывает не понимание историков сегодня. Отсюда и раздражение Сталина разведкой, которую он подключил, по всей видимости, к поиску контактов для переговоров с Берлином. Для этого резидент НКГБ А. Кабулов уверял в июне 1941 г своего агента «Лицеиста», о котором было известно, что он двойной агент и работает также на Берлин, в стремлении Москвы сохранить мир с Германией. Скорее всего, уверения Кабулова были одной из многочисленных попыток Сталина убедить Гитлера в своем желании избежать конфликта и тем самым вызвать его на переговоры по этому каналу.

Гитлер своим решением напасть на СССР не оставил Сталину иного пути, кроме как уверенной рукой повести страну к трагедии, которая означала крах всей советской предвоенной политики и военных планов последних лет, не говоря уже об идеологии и пропаганде. И противостоять этому было невозможно. Если политику можно было изменить быстро (например, пойдя на союз с Англией), то переработать полностью все планы и подготовить Красную Армию к обороне ранее 1942 г. не представлялось возможным. И в таком случае дипломатические шаги, а не военные методы, оставались единственным способом спасти (независимо от того, верил или не верил Сталин разведке) ситуацию. А так как военные планы на этот период становились не определенными, то и полководцы, которым нужны четкость и ясность, а вместо этого устраненные от «большой двойной игры», не могли понять и объяснить поведение Сталина.

Нервозность и беспокойство чувствуется в пограничных военных округах. Когда КОВО, по своей инициативе, первым начал развертывание войск, выведя их из укрепленных районов, бдительное НКВД тут же сообщило куда следует. 11 июня 1941 г. в Киев за подписью того же Жукова полетела телеграмма: «б/н, 10 июня 1941 Совершенно секретно Начальник погранвойск НКВД Украины донес, что начальники укрепленных районов получили указание занять предполье. Донесите для доклада наркому, на каком основании части укрепленных районов КОВО получили приказ занять предполье. Такое действие может немедленно спровоцировать немцев на вооруженное столкновение и чревато всякими последствиями. Такое распоряжение немедленно отмените и доложите, кто конкретно дал такое самочинное распоряжение». Когда выяснилось, что приказ отдал сам командующий округом Кирпонос, Жуков послал еще одну телеграмму: «б/н, 11 июня 1941 Совершенно секретно Народный комиссар приказал: полосу предполья без особого на то приказания полевыми и УРовскими частями не занимать. Охрану сооружений организовать службой часовых и патрулированием. Отданные вами распоряжения о занятии предполья УРовскими частями немедленно отменить. Исполнение проверить и донести к 16 июня 1941 г.» (Верховский Я., Тырмос В. Сталин. Тайный «Сценарий» начала войны. М., 2005).

Не понятен Жукову и Тимошенко был отказ Сталина санкционировать их решение впредь уничтожать воздушных нарушителей. Сталин не счел нужным посвящать военных, включая и наркома обороны Тимошенко, а уж тем более Жукова, в причины своего решения. Поэтому, как признавался Жуков, он выполнял приказы, которых не понимал и с которыми не был согласен. 12 июня одновременно произошло два события, в свете которых и объясняют такие приказы. В Берлин полетела очередная нота советской стороны по поводу нарушения немецкими самолетами советского воздушного пространства, которая давала повод к началу переговоров. И в тот же день в партийной немецкой газете появилось заявление Й Геббельса, подлившее масла в огонь дезинформации, что «найдена хорошая база для новых переговоров с Москвой». После этого он инициировал изъятия тиража газеты полицией, чтобы создать впечатление разглашения государственной тайны. Геббельс не последний человек в иерархии Германии и такое его заявление могло быть расценено Сталиным как желание с немецкой стороны переговоров, а изъятие тиража как имеющиеся разногласия по этому вопросу среди немецкого руководства. Знаменитое Заявление ТАСС от 13 июня 1941 г., опубликованное 14 июня, можно считать осторожной и ответной реакцией на газетный инцидент в Германии и целью его «являлась проверка истинных намерений гитлеровцев» (Василевский А.М. Дело всей жизни. М., 1983. С. 108).

Еще одной целью Заявления, было опровержение информации о переброски советских войск и их активизации в приграничных округах, которая объяснялась «обучением запасных и проверкой работы железнодорожного аппарата». Но самая главная цель заявления, это приглашение Гитлера, пусть и не в явной форме, сесть за стол переговоров. Ведь на встрече с Шуленбургом 12 мая было решено обменяться дружескими заявлениями, и заявление ТАСС было инициативным шагом Сталина в этом направлении. Оставалось только ждать ответного хода с германской стороны на заявление ТАСС. Но Гитлер, подтвердив 17 июня 1941 г. проведение операции «Барбаросс», поручил Риббентропу дать лицемерный ответ на это заявление, но на переговоры не пошел.

Вечером 17 июня Сталин посылает к «ё-ной матери» берлинский источник, сообщавший о неизбежности войны, а 18 июня поручает Берии (а тот Судоплатову) принять меры к предотвращению возможных немецких провокаций, и в тот же день поручил Молотову договориться о встрече с Гитлером. Поводом для встречи мог стать договор Германии с Турцией, заключенный в этот день. Но германская сторона на переговоры не пошла. Й. Геббельс в своих записях от 21 июня 1941 г. с ехидством сообщает о попытке Молотова договориться напрямую если не с Гитлером, то с Риббентропом: «Молотов попросил визита в Берлин, но получил резкий отказ. Наивное предложение! Это следовало бы сделать на полгода раньше». Тогда 21 июня советскому послу в Берлине было поручено передать МИД Германии ноту, а при встрече с Риббентропом или его заместителем, обсудить ее содержание. Но немецкая сторона уклонилась от обсуждения ноты, поднимавшей вопрос о новых нарушениях немецкой авиацией воздушного пространства Советского Союза. Деканозов, после долгих проволочек, был принят вечером 21 июня статс-секретарем фон Вейцзекером, который сославшись на не знание вопроса, предложил ждать официального ответа. Поэтому вечером 21 июня Молотов вызвал Шуленбурга. Сообщив о поручении Деканозову встретиться с Риббентропом, он далее заявил немецкому послу следующее (в изложении Шуленбурга): «Есть ряд указаний на то, что германское правительство недовольно советским правительством. Даже циркулируют слухи, что близится война между Германией и Советским Союзом. Они основаны на том факте, что до сих пор со стороны Германии еще не было реакции на сообщение ТАСС от 13 июня; что оно даже не было опубликовано в Германии. Советское правительство не в состоянии понять причин недовольства Германии. Если причиной недовольства послужил югославский вопрос, то он — Молотов — уверен, что своими предыдущими заявлениями он уже прояснил его, к тому же он не слишком актуален. Он [Молотов] был бы признателен, если бы я смог объяснить ему, что привело к настоящему положению дел в германо-советских отношениях». Шуленбург ответил, что не может дать ответа, поскольку не располагает относящейся к делу информацией, но обещал передать сообщение Молотова в Берлин, что и сделал в ночь на 22 июня 1941 г., всего за несколько часов до нападения Гитлера на СССР.

К этому времени в Кремле завершилось ночное совещание высшего партийного и военного руководства, на котором была принята директива № 1, где ставилась задача на провокации не отвечать, что означало огня не открывать. Причем, первоначальный проект директивы, предложенный Жуковым, предусматривавший введение в действие плана войны, Сталин отверг со словами: «Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем». Когда же стало известно о вторжении немцев, и он вновь появился в Кремле, то первыми словами, какими он встретил Жукова и Тимошенко, уверены ли они, что это не провокация немецких генералов. На возражение Тимошенко, что наступление идет по всему советско-германскому фронту, Сталин заявил: «Если нужно организовать провокацию… то немецкие генералы бомбят и свои города… Гитлер наверняка не знает об этом» (узнается личное послание Гитлера – В.А.). После этого он обратился к Молотову: «Надо срочно позвонить в германское посольство» (Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М., 1971. С. 233, 237). Даже после объявления войны Гитлером через Шуленбурга, Сталин предлагал связаться с Берлином (Канун и начало войны. Л., 1991. С. 364, прим. 1).

В считанные недели после нападения Гитлера и разгрома Западного фронта (командующий им генерал Павлов был расстрелян в начале июля 1941 г.) Советский Союз оказался на рубежах, которые занимала Советская Россия в марте 1918 г., и с которых ей был продиктован Брестский мир. Так что вполне логично выглядят свидетельства о попытке Сталина 25-27 июня 1941 г. предложить немцам мир на аналогичных условиях. Прощупать Гитлера на этот предмет он поручил Л. Берии и В. Молотову, которые привлекли для этого П. Судоплатова. Он при посредничестве болгарского посла Стаменова предложил немцам в обмен на мир передачу «таких советских земель, как Прибалтика, Украина, Бессарабия, Буковина, Карельский перешеек». Об этом сообщает сам П. Судоплатов на допросе 7 августа 1953 г. (Политбюро и дело Берия. Сборник документов. М.:, 2012. С. 228-230. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 465. Л. 204-208. Подлинник. Машинопись). Это признал и его босс Л.П. Берия в своих показаниях 11 и 13 августа 1953 г. (Архив президента РФ. Ф. 3. Оп. 24. Д. 465. Л. 204-208). О серьёзности намерений Сталина можно судить по тому факту, что все три свидетеля к концу жизни Сталина оказались в опале. Абакумов в первой половине 1950 г. признавался Берии в наличии указания Сталина арестовать Судоплатова, что Берия посоветовал не делать (Правленая стенограмма выступления Р.А. Руденко на собрании актива ленинградской партийной организации о постановлении ЦК КПСС по «Ленинградскому делу» 06.05.1954 Документ №5 Альманах «Россия. ХХ век.». ЦГАИПД Санкт-Петербурга. Ф. 24. On. 83. Д. 438. Л. 6-24). Абакумов был арестован в 1951 г. Над самим Берией дамокловым мечом висело «Мингрельское дело», а Молотов был вытеснен из «узкого руководства», публично раскритикован Сталиным на октябрьском (1952) пленуме ЦК КПСС как «капитулянт», пасующий перед Западом. Вероятно, смерть Сталина спасла эту троицу от более печальной участи, хотя и ненадолго.

В нашей исторической литературе распространилось мнение, основанное на высказывании Гитлера, что Сталин и Гитлер были единственными вершителями европейской политики. Это не справедливо по отношению к Великобритании. Ведь если Германия и СССР стремились распространить свое влияние на весь мир, то Англия желала сохранить достигнутое ею влияние в этом мире. И не без успеха. Ведь именно ее стойкость и принципиальность не позволила Гитлеру узаконить достигнутые к 1941 г. завоевания. Безуспешными оказались попытки немцев развалить Британскую империю переносом боевых действий на Северную Африку, Ближний и Средний Восток. И надо отдать должное Лондону, он добился как не допущения советско-германских договорённостей, так и открытия долгожданного и полноценного Восточного фронта, что предопределило весь дальнейший ход Второй мировой войны. Хотя это было следствием не столько заслуг Англии, сколько рокового просчета самого Гитлера, но совершить этот просчет, который привел его к гибели, Гитлера во многом заставила Англия. Поверить в то, что фюрер совершит глупость и осуществит заветную мечту Черчилля, сделав СССР союзником Англии, Сталин просто не мог.

Сталинские агенты в Америке, или Переписывая историю
13.01.2018

Благодаря рузвельтовский широкой программе приема на государственную службу, снимала ограничения из тех, кто подозревался в связях с коммунистами, в большом количестве стуктур американского госаппарата проникли десятки, если не сотни шпионов и агентов влияния Москвы.
ruzvelt.jpg

Масштабы этого явления до сих пор недооценены. Многие обвинений, которые в годы холодной войны считались чрезмерными в глазах левой интеллигенции, получили документального подтверждения, когда в 1995 году Агентство Национальной Безопасности США обнародовало документы, известные под кодовым названием Venona.

Начиная с февраля 1943 разведывательное управление армии США работало над расшифровки секретных сообщений между Москвой и резидентами в Западном регионе. Секретные телеграфные сообщения, о которых идет речь, передавались с 1940 по 1948 годы.

Большая часть из них была прочитана за четыре года (1947-1950), а на некоторые понадобилось больше времени, вплоть до 1980 года. Документально было подтверждено, что не только Коммунистическая партия США финансируется Москвой, но ее генеральный секретарь Эрл Браудер и его соратники вербовали шпионов для Москвы.

Было подтверждено, что Альгеро Хисс (Государственный департамент), Чарлз Крамер (Сенат), Гарри Декстер Уайт (Казначейство), Джордж Сильверман (Совет по железнодорожным пенсий), Харольд Вере (Министерство сельского хозяйства), Ноэль Филд (Госдеп), Лоуренс Дугган ( Госдеп), Лохлин Кюри (Белый дом) и многие другие служащих американских государственных учреждений были шпионами НКВД.

Как бы ни были ценные данные расшифрованных документов под кодом Венона, существует множество других источников, из которых видно, что итоги Второй мировой войны были трагически искривленные в угоду кровавой сталинской диктатуре, подстроены под желания тирана при слабоумия или привязанности американской администрации.

Взять хотя бы широко известную встречу в Ялте. Рузвельт приехал не просто умирающим, что бросилось в глаза всем, кто его видел тогда, но даже и интеллектуально работал в полсилы от своих предыдущих возможностей. Он подписал бумагу и согласился на то, от чего впоследствии отказался.

Взять, например, "План Моргентау" американского секретаря казначейства, согласно которому Германия должна была после войны полностью лишиться своей промышленности и превратиться в сельскохозяйственную зону.

Американский коммунист Альгеро Хисс, сталинский шпион, играл решающую закулисную роль в ялтинском форуме, проталкивая нужны Сталину документы. Служащий Госдепа, А. Хисс, был правой рукой нового назначенца - Секретаря Госждепу Стеттиниуса. Хисс встречался с Рузвельтом и опосредованно, а то и напрямую влиял на решения, принимаемые в Ялте.

Хисс и ему подобные помогали ткать паутину паутине дезинформации. В интересах Сталина было столкнуть Японию и США, и, как вы думаете, помогал написать американский ультиматум, представленный Японии еще до Перл-Харбора? А не кто иной, как агент Москвы Гарри Уайт.

Советские шпионы и агенты влияния создали благоприятную среду в рузвельтовський администрации. Сам Рузвельт и его жена придерживались просоветских убеждений, а правая рука президента Гопкинс тем более.

Вышеупомянутый друг Рузвельта начал свою карьеру как социальный работник, который распределяет средства для малоимущих. Позже он с такой же легкостью будет распределять средства по программе ленд-лиз, и не только.

С его легкой руки в Союз была отправлена ​​документация военно-технического характера, включая информацию об уране и тяжелую воду.

Хопкинс был одним из тех, кто покрывал Катынь, утверждая, что это дело было раздуто богатыми польскими помещиками. Хопкинс всячески способствовал аппетитам Сталина в отношении стран Восточной Европы. Документы Венона, а также перейдя на Запад агент КГБ Олег Гордиевский подтверждают, что Хопкинс был сталинским секретным агентом. Можете не сомневаться, что карта мира после Второй мировой войны была бы несколько иной, если бы не сталинские шпионы и агенты влияния, "полезные" и "беспомощные" идиоты.

Сегодня на Западе сложилась общественное мнение, сформирована левацкой профессурой, что маккартизм, например, был одной из западных паранойя, шпиономанией, вызванной внешнеполитическими успехами СССР. До сих пор многим американским историкам дело представляется так, что если мы чего-то до сих пор не знаем, то и знать об этом не так важно, и американцы, обвиненные в содействии интересам СССР, были невинными жертвами.

Некоторые специалисты времен холодной войны пишут с тревогой, что просоветский взгляд на историю пронизывает многие документы, биографий, исторических произведений в Западном регионе. Более того, очевидные случаи цензуры или исчезновения документов из официальных источников информации, включая Национальные архивы США.

Не только в России с каждым изменением власти выдирают страницы истории!

https://www.segodnya.ua/world/russia/u- … 36782.html

"У Второй мировой был один главный инициатор – Советский Союз": интервью с историком Дмитрием Хмельницким
9 Мая 2018,

Пропагандисты старались сделать так, чтобы 1 сентября 1939 года, реальное начало мировой войны с участием СССР, вообще не осталось в памяти населения

Дмитрий Хмельницкий – публицист, историк, исследователь сталинизма, архитектор. Еще в 1987 году он эмигрировал из Советского Союза в Германию, где и проживает в настоящее время. Хмельницкий – автор ряда книг и монографий, множества публикаций о советском и постсоветском обществе, об истории архитектуры СССР. Публиковался во французских, немецких, израильских журналах. Среди известных его работ – книги, написанные при участии или на основании материалов Виктора Суворова, знаменитого писателя и экс-разведчика ГРУ, автора нашумевшей книги о событиях 1939-1941 гг. "Ледокол".

О том, как Сталин стал инициатором Второй мировой, чем 1939 год, как начало войны, не нравился властям СССР и почему сталинскую индустриализацию нужно понимать в контексте милитаризации страны, Хмельницкий рассказал в интервью сайту "Сегодня".

Можно ли считать, что западные лидеры фактически "проспали" Вторую мировую войну, не отреагировали вовремя?

- Никто ничего не проспал. Германия и СССР были настолько опасными вместе, что странам Запада, тогда еще без США, просто не удалось их нейтрализовать. Они делали все возможное, попытались договориться с Гитлером на минимуме уступок, надеясь, что войны не будет. Но когда Сталин заключил пакт с Гитлером, было уже поздно. Поодиночке остановить их можно было, заключив союз с кем-то одним из них, а вот остановить их вдвоем оказалось практически невозможно.

У споров о том, когда началась война, в 1939-м или в 1941 году, есть политический подтекст?

Конечно, есть! Советская пропаганда внушала населению, что война началась с нападения Гитлера на Советский Союз, а до этого был мир. Пакт Молотова-Риббентропа не рассматривался как начало мировой войны. Агрессия СССР против Польши, Финляндии и Прибалтики рассматривалась как освобождение этих стран. В СССР старались сделать так, чтобы 1 сентября 1939 года, реальное начало мировой войны с участием СССР (хотя формально Советский Союз начал воевать 17 сентября), вообще не осталось в памяти населения. А 22 июня 1941 г., начало советско-германского конфликта, должно было всеми восприниматься как начало войны. Хотя к тому времени Вторая мировая война с участием СССР в качестве агрессора шла уже полтора года.

В советской и постсоветской историографии часто говорят о том, что Сталин был вынужден подписать пакт Молотова-Риббентропа. Объясняют это по-разному: потому что СССР был мирной страной, чтобы выиграть время, и т.д. Насколько это верно?

- Это вранье. У Второй мировой войны был один главный инициатор – Советский Союз. Подготовка Сталина к победоносной мировой войне началась с так называемой "индустриализации" в 1927 году.  Ее целью было строительство военной промышленности. На выходе через 10 лет должна была возникнуть гигантская механизированная армия, самая большая в мире и способная победить армии всех возможных противников вместе взятых.  Так и вышло. Гитлер намного позже начал проявлять агрессию, и аппетиты его были значительно скромнее. Гитлер надеялся избежать мировой войны, он только шантажировал ею Запад, полагая, что западный мир проглотит его наглые оккупации территорий соседних стран, как это поначалу произошло с чешскими Судетами. А вот Сталин был заинтересован как раз в том, чтобы мира не было вовсе. Ему было важно спровоцировать войну в Европе и выждать удобный момент, чтобы вступить в нее самому.

С территории СССР Сталин не мог инициировать войну в Европе. Для этого ему нужен был союзник. Сталину удалось подговорить Гитлера начать совместный захват Европы. После заключения пакта, дележа Польши и захвата Прибалтики Сталин сразу же начал подготовку к нападению на Германию и западную Европу, в то время как Гитлер думал, что обеспечил себе надежный тыл. Но для Сталина пакт был временной уловкой. Гитлер начал готовить план "Барбаросса" в том момент, когда понял, что Сталин совершенно не намерен соблюдать пакт 1939 года и планирует напасть на Германию тогда, когда ей будет особенно тяжело. Поэтому он попытался разрубить Гордиев узел таким образом.

Сталин просто немножко ошибся в расчетах, определяя срок нападения.  Впрочем, оба ошиблись в расчетах. Если бы Сталину удалось предупредить нападение Гитлера, то трудно себе представить, как бы выглядела Европа через полгода. Сталин вполне мог бы стоять на Ла-Манше. Гитлер тоже точно не знал, когда именно Сталин собирается нападать, хотя Генеральный штаб в мае-июне 1941-го предупреждал правительство, что это может произойти в любой момент.

Даже в украинских учебниках (насколько я помню свои школьные учебники начала 2000-х годов) индустриализация подавалась в контексте экономики и народного хозяйства, ее не рассматривали как признак милитаризации СССР. Почему так? 

- С конца 1920-х годов советская пропаганда внушала населению, что индустриализация должна принести ему некие немыслимые блага. На самом деле ничего подобного планами пятилеток не предусматривалось. Наоборот, чтобы построить военные заводы в нужном ему количестве, Сталин уничтожил экономику НЭПа, которая давала возможность людям жить, питаться, одеваться, развлекаться. Все это было уничтожено. Все население превратили в принудительных рабочих в разных формах. И отправили всех принудительно на стройки пятилеток. На выходе должно быть только оружие, но населению внушалось, что если произведено Х млн тонн стали или Y млн киловатт электроэнергии, то людям будет хорошо. В реальности вся эта сталь и электроэнергия шли только на военные цели. Чтобы это понять, нужно внимательно и глубоко этим заниматься. А чтобы эта информация стала очевидной для широких масс, она должна появиться в учебниках. До тех пор, пока наука, пусть даже самая правильная, остается в виде монографий, интересных только специалистам, а население учится по старым лживым учебникам, ничего не произойдет. Наука сама по себе, а люди сами по себе. 

В чем причина и секрет стабильности советской вертикали? Почему не случилось никаких волнений, Сталина никто не арестовал?

- Сталин выстроил фантастически прочную систему, работающую только за счет террора. Он уничтожил не просто политических противников внутри партии, это само собой, но провел большой террор 1937-1938 годов. Это была массовая чистка той части населения, которая теоретически могла препятствовать его планам мировой войны.  В стране царил дикий террор –  люди боялись говорить, писать письма, дневники. Это очень здорово сработало. И во время войны царил такой же жуткий террор. Точно не помню, 10 или 15 дивизий было уничтожено военными трибуналами по численности, это где-то 180-200 тысяч человек. Убивали за малейшие провинности: за неточное слово, за сомнение в победе, за отступление в безвыходной ситуации, так как в 1941-м было запрещено отступать. Благодаря террору режим был очень прочен.

Немецкие стратеги всегда с опаской относились к войне на два фронта, это всегда было проблемой для них. Но Гитлер открыл второй фронт. Почему? 

- От безвыходности. Война на два фронта противоречила не только всем военным установкам, но и установкам Гитлера в "Майн Кампф". Он там прямо писал, что Германия может воевать либо в союзе с Россией против Англии, либо в союзе с Англией против России. Первый вариант был тогда менее приемлемым. Так как книга "Майн Кампф" писалась в 1924 году, а у России тогда не было технически оснащенной армии, Гитлер считал, что Москва будет бесполезным союзником, которого самого нужно будет снабжать всем необходимым для войны. 

Во второй книге Гитлера, написанной в 1929 году и опубликованной только в 1960-м, содержатся такие же мысли. Для Германии не может быть войны на два фронта. К 1939 году ситуация резко изменилась – в СССР появилась мощная современная армия. И пакт Молотова-Риббентропа Гитлер заключил в соответствии со своими планами: союз с одним сильным противником против другого. Но когда Гитлер выяснил, что Сталин собирается нарушить пакт и напасть на Германию, для него возникла патовая ситуация. Он не мог закончить войну с Англией, поскольку не хватало сил. В то же время на восточной границе стояли 140 немецкий дивизий, которые он не мог оттуда убрать из-за явной угрозы нападения со стороны Сталина.  Поэтому Гитлер пошел ва-банк.  Главной целью нападения 1941 года был не захват территории СССР, а разгром армии Сталина и ликвидация военной угрозы с востока.

В чем были различия и сходства между способами ведения войны советской и германской военных машин?

- Я даже не знаю, где можно увидеть сходство. Советская военная машина была армией рабов. Вся военная иерархия была пронизана страхом. На любой ступеньке лестницы человек мог быть уничтожен только потому, что начальнику, если не на одну ступеньку выше, то через ступеньку, пришло в голову, что этого человека надо убить. У Гитлера такого вообще быть не могло. Если генералы оказывались с ним несогласными по каким-то стратегическим или политическим вопросам, они уходили в отставку, где спокойно себе и жили. Несогласие в сталинской системе власти означало только смерть. Это была армия рабов, которая тратила намного больше живой силы, чем нормальная армия, отсюда и дикие потери. Но и эффективность именно поэтому.

Удалось ли Сталину закрепить военные успехи на политическом уровне? Ялта (достигнутые в результате Ялтинской конференции договоренности о послевоенном мировом порядке. – Ред.) о повторении которой, как говорят, мечтает Путин, это успех Сталина?

- Еще бы! Сталин умер на вершине славы, самым могущественным человеком на Земле, управляя значительной частью мира. Другое дело, что его планы были значительно шире, их сорвала американская атомная бомба. Если бы не Хиросима, Красная армия, которой в 1945 году уже никто не мог сопротивляться в Европе, рванула бы дальше. После Хиросимы Сталину стало ясно, что на скорую победу шансов нет. И он начал лихорадочно делать собственную бомбу. Вся послевоенная советская история – это уже подготовка к Третьей мировой войне.

Почему в тот период, когда у США была атомная бомба, а у СССР ее не было, американцы не "прижали" Иосифа Виссарионовича?

-  А как они могли его "прижать"? Никто на Сталина просто так бомбу сбрасывать не собирался. Это было ясно всем. У США, а потом у НАТО, была тактика сдерживания, то есть ответного удара. Поэтому Сталин ничего не боялся. Он боялся, что не сможет накопить силы на первый удар. А прижать Сталина в послевоенной Европе без сброса бомбы на Кремль было очень сложно, слишком сильно он укрепился.   

Если говорить о Гитлере и Сталине, какая из этих двух фигур более зловещая?

- Опасней был, конечно, Сталин. Это как холера и чума. Холера тоже приводит к летальным исходам, но у чумы летальность выше. У Сталина была намного выше летальность. Гитлер не создал такой же герметический и бесчеловечный режим, как это сделал Сталин. В мире Гитлера, который он выстраивал, гораздо меньшее количество людей подлежало уничтожению. Режим Гитлера был менее террористическим по всем показателям: экономическим, культурным, политическим. Просто было меньшее количество убитых и больше гражданских свобод. Кроме того, гитлеровская идеология была нацелена только на одну группу населения – на немцев, причем чистокровных немцев. Поэтому идеология Гитлера никак не могла иметь международного успеха. А вот сталинский коммунизм оказался привлекательным для преступников самых разных стран, поэтому такой гигантский мировой эффект. Конечно, сталинский режим был неизмеримо опасней нацистского.

В чем секрет популярности советского режима середины ХХ столетия, ведь не только преступники, но и интеллектуалы разных европейских стран были порой восхищены Советским Союзом?

- Это какая-то глупость. Во-первых, подкуп. Кремль тогда, как и сегодня, покупал агентов влияния в Европе. Во-вторых, неумение делать выводы из информации, которую получали. Известна закономерность – после того как западный коммунист в 1920-30-40-е годы приезжал в Советский Союз и жил там какое-то время, он переставал быть коммунистом. Возвращаясь, такие люди становились противниками коммунизма, хотя издали он им до этого почему-то казался привлекательным. Почему? Сложно сказать. Ведь даже на первый взгляд видно было, что это террористический режим – людей убивает, свобод никаких нет.

Почему Сталин так популярен в России? В Украине этого нет, в Беларуси, думаю, у него тоже нет высокой популярности. Ведь по русским он тоже прошелся, как и по другим народам?

- Знаете, сейчас, когда я вижу полки книжных магазинов, мне просто дурно становится. Количество сталинистской литературы, прославляющей Сталина и членов его Политбюро, армию, госбезопасность, – просто чудовищное. Это массированная пропаганда. В тот момент, когда в России появится свободное телевидение, все развернется обратно, как это уже произошло в 1989-1990-х годах. Трех месяцев хватило, чтобы вся советская власть и ее 70-летняя идеология оказались в помойном ведре. Путин потом медленно все это восстанавливал. 

Надо сказать, что это все некоммерческая литература. В реальности нет такого спроса на сталинистскую макулатуру, который бы оправдывал ее издание. Я это точно могу сказать. Когда-то я редактировал серию научных сборников "Правда Виктора Суворова", это было в 2007-2012 годы, и они раскупались потрясающе, перепечатывались по нескольку раз. Потом издательство решило сделать коммерческую контр-серию – "Неправда Виктора Суворова". Их хватило на два сборника, никто не покупал. То есть все это издается на государственные деньги, как раньше издавали работы Ленина или Брежнева и прочую пропагандистскую муть. Оно никому не надо и быстро лопнет, когда кончится финансирование.

Почему 9 мая не праздновали до середины 1960-х годов?

- Не знаю. Но версию о том, что Сталину это не нравилось или он ощущал какую-то ущербность, я не поддерживаю. Думаю, это просто не вписывалось в его идеологическую картину мира: люди отработали свое, какой тут праздник! Он же и другие события не праздновал – коллективизацию, которая тоже миллионы жизней стоила. Победил, и все. Тратить на это время, энергию и деньги ему было не нужно. Вот следующее поколение вождей – они превратили победу в культ, на этом выстраивали свою пропаганду. У Сталина были другие опорные точки в идеологии. 

Сейчас в России тоже процветает культ победы. Организовывают "бессмертные полки". Зачем это делается?

- Это бесстыжая пропаганда. У путинского режима, в отличие от СССР, нет идеологии. Идеологизировать стремление как можно больше наворовать – нельзя. Поэтому единственное, на что может опереться путинская пропаганда, так это на чистый фашистского толка патриотизм. На память о том, что мы когда-то всех победили, мы были самые сильные, самые наглые, нас все боялись. Чисто бандитская психология. Чем больше мы будем помнить о наших победах, тем больше нас будут уважать! Это глупость, рассчитанная на самую тупую часть населения. В "бессмертных полках" участвуют либо наемные люди, либо совсем недалекие, которые не понимают, о чем идет речь. Подобные акции за границей точно проплачены! Точно так же, как в советское время СССР оплачивал движение за мир. Это одно и то же.

Но движение за мир и антивоенные инициативы СССР были гораздо более хитрым шагом!

- Да, но Путин и глупее Брежнева и Хрущева. Они ведь никогда не говорили: мы всех захватим! Нет, они "боролись за мир". А этот заявляет "мы всех победим". И отталкивает таким образом даже тех, кто по простодушию мог бы на это и купиться.

На ваш взгляд, как правильно в школах и в политическом контексте объяснять людям, какие уроки нужно вынести из Второй мировой?

- О том, что демократия — это хорошо, а диктатура – плохо. Путинский режим – это диктатура, которая может привести только к войне. И которая уничтожает гражданские свободы. Да Путин об этом и сам говорит. Вторая мировая закончилась победой демократии и советского режима над нацизмом, а потом западные демократии еще 50 лет пытались уберечь остальной мир от советского режима, спасти тех, кого он захватил. Это удалось сделать в 1990-е годы.

Комм. Вот правильная взвешенная позиция! В отличие от всякого рода биндеровцив, которые "воевали против двух тиранов" за незалэжную Украину. Если эта точка зрения на 2 Мировую Войну возобладает, то тогда Украина наконец таки навсегда распрощается с Совком. Но пока до этого еще очень далеко.

Как немцы подарили СССР атомную бомбу
23 сентября 2018

Если вы зайдете на сайт энциклопедии и наберете фамилию штандартенфюрера СС, кавалера Рыцарского Креста с дубовыми листьями барона Манфреда фон Арденне (20 января 1907 - 26 мая 1997гг), то вы можете удивленно прочитать, что он лауреат двух Сталинских премий 1947 и 1953гг. За что???

Талантливый физик. Автор 600 патентов. Один из пионеров телевидения. Национальные премии ГДР за 1958 и 1965гг. Может, за телевещание? Наши источники хранят полное молчание - ну нет в мире этого человека. На самом деле это именно Арденне, а не Курчатов, сделал Сталину атомную бомбу и фактически подарил нам роль великой державы. Сделано это было для того, чтобы Германию спасти от англо-саксов и столкнуть Россию с Америкой.

Фон Арденне был любимым физиком фюрера. У него была своя частная лаборатория под Берлином, которую щедро финансировало министерство почт под немецкий "Уран-проект" (Kerwaffenprojekt) 1938-1945гг. Именно Манфред ф.Арденне разработал метод газо-диффузионной очистки изотопов урана (гексафторид, или шестифтористый уран,оказывается, газ) и разделения изотопов урана 235 в центрифуге.

Его лабораторию охранял полк СС. Бетонные укрепления, отборно-обученные солдаты - СССР надо было потерять три дивизии на штурм объекта и никаких шансов взять документацию и неповрежденное (не взорванное) оборудование, тем более никаких шансов поймать этих физиков, которые могли в один миг разбежаться и лечь на дно в западной зоне. И вдруг апрельское чудо - эсесовцы безропотно сложии оружие, весь научный состав лаборатории хочет сотрудничать именно с русскими, вся аппаратура и урановая центрифуга института сданы работающими, со всей документацией и реактивами.

Да еще органам НКВД в Германии достается 15 тонн металлического урана немецкого качества очистки - во грабанули!

Подтянутый господин барон едет в Москву с фрау Арденне, захватив великолепный рояль, эсесовскую парадную форму и картину в полный рост маслом от личного художника фюрера, где тот ему вручает дубовые листья к Рыцарскому Кресту - высшая награда райха (государства).

Он едет не один - свыше 200 виднейших физиков, радиоинженеров, ракетчиков едут с ним. Это Нобелевский лауреат, создатель ракеты Фау-3 Густав Герц, профессор, Вернер Цулиус, Гюнтер Вирт, Николаус Риль, Карл Циммер, доктор Роберт Доппель, Петер Тиссен, Профессор Хайнц Позе - несколько сотен лучших умов Германии едут в Москву, туда где была расстреляна и сгноена в лагерях профессура русских университетов, и где срок давали просто за дворянство.

Россия нищая и голодная, нет масла ни детям, ни раненым в госпиталях, шансов самим сделать атомную бомбу никаких, поскольку это требует миллиардных вложений, современных приборов и ...мозгов. Желательно еврейских, как у Ландау. Или немецких, как у ф.Арденне. Но не как у Мехлиса, мать его туды...

Вместе с ф. Арденне эшелонами едет самое лучшее и свежее оборудование берлинского Кайзеровского института и собственного института ф.Арденне - Берлине-Лихтерфельде-Ост.

Едут даже немецкие электротрансформаторы - один из таких до сих пор без ремонта работает под г.Голицино М.О. Едет документация и реактивы, запасы пленки и бумага для самописцев, фоторегистраторов, проволочные магнитофоны для телеметрии и оптика... То, что Сталинская Россия вообще не выпускала, а некоторые позиции не может по качеству освоить и до сих пор. Рабоче-крестьянские мародеры вытаскивают лучшие станки и вывозят новенькие заводы из всех стран, не только из Германии, частная собственность не признается. Так под Веной в Австрии был полностью демонтирован новенький радиоламповый завод, вольфрамовые вакуумные печи которого сыграли большую роль. Австрийцы научились откачивать воздух ртутными вакуумными насосами, которые позволяли получать вакуум разрежением до 10 в минус 13 степени мм рт. ст. Для отсталой России это было недостижимо

В Москве быстренько строится концлагерь на Октябрьском поле. Вполне комфортный - герр ф. Арденне живет в двухэтажном особняке, на лестнице портрет фюрера и его при награждении Рыцарским Крестом.

Мой отец и мать кончили МИХМ в 1948г., и весь курс мальчики были распределены в этот концлагерь, который был зашифрован как НИИ Главмосстроя №9 -знаменитая 9-ка. Платили хорошо, главное - паек в голодной стране. Вместо общей амнистии - мужиков после плена гноили в лагерях, а в деревнях выли от одиночества бабы, которые не знали как прокормить детей.

Теперь там курчатовский институт, но правильнее было был назвать его именем Арденне. Немцы привезли также отработанные схемы промышленного атомного реактора и реактора-размножителя. Ведь именно они пионеры в атомной области, на о.Рюген Балтийского моря была взорвана первая испытательная мини-бомба, в Померании - вторая. При испытаниях погибли около 700 советских военнопленных ("подопытные кролики"). Мощность - около 5 килотонн.

Каждому немцу придали по 5-6 наших инженеров - учеников, часто немецко-говорящих. Наши жили в казармах, могли выйти в город по пропускам, но указывали в пропуске куда, к кому, место. Например " к\т хроники, Пушкинская площадь, сеанс 14-30". Ф.Арденне никого не боялся, по праздникам разгуливал по лагерю в полной форме с наградами. Отец и мать часто приглашались к обеду, так как учили в институте язык и были немецкоговорящими, а мать неплохо играла с фрау Арденне в 4 руки на ф-но.

От НКВД был приставлен Игорь Курчатов, которого не надо путать с физиком Борисом Курчатовым. Если в мемуарах написано, что в Академии Наук было совещание Ладау, Капицы (будущих академиков СССР) и др. и упомянута фамилия Курчатов, то это Борис, а если Лаврентий Палыч с Иосифом Виссарионычем заслушали доклад - то это Игорь. Так чекист стал великим физиком.

Параллельно в промышленном реакторе объекта "Челябинска-40" был получен плутоний для первой совковой атомной бомбы, после её испытания немец доктор Н.Риль стал Героем Социалистического труда.

Тогда настал черед массового производства боеголовок и промышленных объемов очистки радиоактивного урана.

Сейчас понятна та наглость, с которой Сталин вел себя в 45г. на Потсдамской конференции - он знал, что немецкая бомба и немецкий уран уже у него в руках. Более того, теперь стало ясно, что японцы получали от немцев уран в обитых золотом ящиках, перевозимых на подводной лодке, имеются данные о проведении ими экспериментального взрыва у берегов Кореи. Последняя лодка весной 45г. всплыла и сдалась американскому эсминцу. Вот почему США ответили Хиросимой и Нагасаки, а не для запугивания Сталина. Этого маньяка уже поздно было запугивать, Арденне уже работал в Москве.

Затем Арденне перебросили в Сухуми, где на берегу бухты был постоен новый научный центр, центрифуга очистки изотопов урана. Объект носил шифр "А", потом А-1009 МинСредмаша, и я не советую гражданам отдыхать и купаться в Сухумской бухте без дозиметра. Отец с матерью переехали туда и до школы я жил в родной Абхазии. Было несколько аварий с выбросами изотопов.

Барон ф.Арденне был научным руководителем этого института (СФТИ Сухумский физико-технический институт). Большую роль сыграл также австийский ученых - радиотехник доктор Фриц. За эту работу барон получил вторую Сталинскую премию 1953г. и в 1955 году ему разрешили вернуться, но в ГДР.

В конце войны в 45 году у Германии были реактивные двигатели и серийные реактивные самолеты, первые зенитные ракеты, первые ракеты класса "воздух - воздух", была атомная промышленность, были инфракрасные танковые прицелы и гироскопическая стабилизация морских орудий, РЛС и станции селекции помех, прекрасные пеленгаторы. Были авиационные прицелы и гиростабилизированные навигационные приборы подводных лодок, "голубая" оптика и 1.5 вольтовые радиолампы размером с ноготь мизинца, крылатые и баллистические ракеты. Все это и куча разработок, документации и мозгов живых ученых досталось Сталину.

Столкнув Сталинскую империю с США и распадающейся британской империей, Германия получила шанс - и за короткое время встала с колен и превратилась во вторую или третью по экономике державу мира. Потом это сделала Япония, и заметьте, что без единого райкома, чекистов и руководящей роли партии. А в России - победительнице, люди мечтали о колбасе и масле из Москвы, и не могли купить лекарств умирающему ребенку. Я хорошо помню, как в 1982 г. я электричкой из Москвы сумками возил жратву голодным родичам в Калинине (Тверь).

Правильный ход сделали немцы, и я не совсем уверен, что это была личная инициатива барона ф.Арденне - сдать такую лабораторию без указания свыше - малореально. Любой офицерик тебя пристрелит вместе с твоей фрау. У него ведь был приказ и на этот случай.

Зайдите на сайт энциклопедии.

И помяните в церкви молоденьких советских дурачков 40-х годов, которые в хлопчатых белых халатах брали голыми руками радиоактивные изотопы, которые ведрами выливали радиоактивные отходы в ближайшую речку и мало кто из них дожил не то что до пенсии - до 30-40 лет. Было положено целое поколение молодых и талантливых, доверчивых, но просто глупых, которые проектировали дозиметры для других, но сами работали без дозиметров. Их вдовы и дети помнят о них.

Я помню своего отца. Кочнева Анатолия Тимофеевича, 1926 г.р.. Двадцать лет в атомной промышленности. И медленная нищая смерть от лучевой болезни.

Вечная им память....

И спасибо герру штандартенфюреру за атомную промышленность СССР, которую якобы создал Сталин. Правдивее сказать, ее нам подарили немцы!

Комм. Приказ сдать Сталину лабораторию,со всем оборудованием, технической документацией и персоналом мог только кто-то из высшего руководства 3 Рейха.  И этот "кто-то" скорее всего Мартин Борман - именно его подозревают в качестве первого и самого важного агента Сталина, есть даже версия,что Бормана в апреле-мае 45 эвакуировали в СССР и даже некоторые видели его могилу на Введенском кладбище с указанием даты смерти - Martin Bormann, 1900‑1973.