Как бы я боролся с христианством https://www.proza.ru/2010/07/20/48
Артем Ферье
Не сейчас, конечно. Сейчас-то – чего уж с ним бороться? Всякий ребёнок понимает, что X-Box создали не богословы, и скутер не промыслом божьим в движение приводится. Поэтому, за редкими клиническими случаями, современная христианская религиозность всё же довольно «косметична». Как правило, имеет вид: «Я предпочитаю верить в Христа, чтоб быть славным парнем, поскольку мне нравится эта гуманистическая и миролюбивая этика».
Не сказать, конечно, чтоб это было дофига разумно. Всякий раз, когда я это слышу, хочется спросить: «А что, без Христа ты был бы полнейшим ублюдком и мочил бы всех вокруг? Довольно странно, если тебе и так импонирует гуманистическая и миролюбивая этика». Но, по сути, и ничего особо вредного нет, если человек подкрепляет своё и без того приличное поведение приверженностью той или иной доброй сказке.
Не то, однако ж, были первые христиане и не такова была роль христианства в античной истории.
Вероятно, то был объективный процесс, что Рим, превращаясь в огромную империю, вобравшую многолюдные земли на востоке, потихоньку стал превращаться сам в подобие восточной теократической деспотии. И начал испытывать потребность в некой единой и жёсткой религии, которая "позволяла бы держать в повиновении все эти разношёрстные буйные стада. Но надо заметить, даже при всём этом, своих основ и корней Рим держался куда дольше, нежели империя Александра, которая «ориентализировалась» практически сразу, как была создана, но трудно сказать, что ей это помогло устоять.
Между тем, основы римской цивилизации были таковы, что хотя римляне вовсе не были «безбожниками» и заядлыми атеистами, но всё же их сознание тяготело скорее к светскости, нежели к набожности, а религиозное мировоззрение было вполне открытым и веротерпимым.
Изначальные их верования были довольно просты, не успев ещё сложиться в нечто большее, нежели почитание «домовых» и природных духов (хотя, скажем, Япония с этим и в двадцатый век вступила, нисколько не стесняясь).
Впоследствии имена многих «своих» богов, а в особенности же ритуалы, римляне позаимствовали у этрусков (которые явно были народом восточного происхождения, и действительно религиозными фаталистами).
Обряды, гадания, жречество – всё это, конечно, имело вес в римской культуре. Но не до фанатизма и не до жгучего стремления затоптать все чужие религии в угоду своим богам. Напротив, ознакомившись с развитым эллинским политеизмом, римляне весьма охотно восприняли его пантеон и мифологию, приложив к своим божествам, вплоть до полного соответствия функций. Политеизм ведь тем и хорош, что, во-первых, довольно рационален (кто может поручиться, что на самом деле нет на свете бессмертных существ с «повышенными возможностями»?), а во-вторых, довольно терпим к чужим верованиям, поскольку всегда можно подразумевать, что другие народы поклоняются тем же богам, только под иными именами (как, допустим, Юлий Цезарь считал, что «у галлов особо почитается Меркурий»).
Все римские завоевания – они происходили вовсе не на религиозной почве, а на прагматической. Обычно имели вид: «Дружить будем? Хорошо, вот договор. Извольте не нарушать». Потом партнёры, решив проверить Рим на прочность, совершают набег либо принимают сторону его врагов. Рим объясняет, что прочности у него достаточно. Жёстко объясняет. Усмирив, утверждает новый договор, истребовав заложников для гарантии. Если партнёры снова возбухают – вот тогда уже репрессии включаются по полной, вплоть до разрушения храмов. Но не потому, что у римлян какая-то патологическая непереносимость тамошней религии, пусть даже иудейской монотеистической. А потому, что сами партнёры оправдывают свою непокорность приверженностью древней религии. Соответственно, и римляне начинают видеть в ней корень крамолы, который нужно вырвать, а самостийное сознание – растоптать калигами основательно. Но прежде – им дела нет до туземных верований.
Такова была религиозная политика Рима во весь экспансионистский период. Они ничего не насаждали, не требовали покорности своим богам и отречения от местных культов, а напротив, весьма часто заимствовали у соседей религиозные моды. Сначала у этрусков, потом у эллинов, после Цезаря – было поветрие поклоняться египетским божествам. Уж в третьем веке Эллагабал припёр из Сирии тамошнего бога солнца и назначил его «главным». Но замочили Эллагабала не за это даже, а за то, что он стал стаскивать в свой храм все другие святыни, и вообще вёл себя возмутительно.
При этом, нужно всё-таки различать религиозность – и уважение к святыням. Допустим, я вот нисколько не религиозен, и не очень хорошо отношусь к РПЦ, но если кто-то разграбит православную церковь или изнасилует монашку – я сочту это неблаговидным поступком, заслуживающим сурового порицания. Равно как сочту варварством пририсовывание усов на старинной иконе Богоматери (я имею в виду физическое надругательство над материальной иконой, а не виртуальные шалости, как на этой выставке «запретного искусства», от которых никому нет вреда, кроме конченых маньяков и еретиков, по недоразумению именующих себя «православными»).
Однако ж, наряду с общей своей веротерпимостью, римляне всё же делали некоторые исключения. А именно, если кратко изложить их запреты, – они преследовали те верования, которые как раз таки веротерпимостью не обладали, а недвусмысленно настаивали на отречении от всех прочих религий, кроме какой-то одной. В частности, конечно, христианство, едва только эта секта стала сколько-то заметна.
Надо сказать, я бы понял римлян, если б они преследовали всякий монотеизм. Поскольку всякий монотеизм по-восточному уныл, мистичен и подавляющ, в противоположность живому, разумному и антропоморфному эллинскому политеизму. И когда провозглашается «бог единый», то, во-первых, эта концепция изначально требует не разумного осмысления, а слепой веры, во-вторых же – такая концепция с большой вероятностью приводит к конфликту с «язычеством», к осквернению чужих святынь и к преследованию всех «неверных». Что, конечно, крайне нежелательно в многонациональной и многоконфессиональной империи.
Тем не менее, тех монотеистов, которые держали свою веру при себе и к другим не лезли, римляне не трогали, покуда те вели себя мирно. Но что именно в христианстве они сразу почувствовали для себя огромную угрозу – немудрено. Поскольку трудно вообразить себе нечто более «антиримское» и агрессивное, нежели христианство.
Полагаю, всякий разумный человек, впервые столкнувшись с верованиями христиан, неизбежно пожимал плечами: «Вот вы рассказываете, что явился некий добрый волшебник, представившийся «сыном божьим». Допустим. Он сотворил несколько чудес, накормил хлебами страждущих, кого-то даже воскресил. Таких историй о благих чудотворцах мы слышим каждый год по десятку. Далее, евреи на него обиделись, поскольку всем известно, что евреи – религиозные маньяки. Поскольку же это было на их земле – они потребовали у римского прокуратора предать «лжемессию» смерти, а тот не мог отказать. Да, нам приходится заигрывать с туземцами, когда хотим сохранить их лояльность и мир. Тем более, этот парень наговорил много таких благоглупостей, что его умопомрачение не вызывало сомнений. Что значит «не убий»? И без него всем понятно, что нельзя убивать людей за просто так, без должных оснований. Но как быть на войне, перед лицом врага? Подставлять другую щёку, по его рекомендации? Ну-ну. Как бы то ни было, если эта история даже чистая правда, то и его воскресение легко можно объяснить. Вероятно, Пилат, не желая ссориться с фарисеями, лишь изобразил видимость казни, а потом потихоньку снял этого бедолагу с креста и велел убираться куда-нибудь поскорее. Иначе, если допустить, что парень действительно был богом или полубогом – как объяснить, что он вообще позволил себя распять? Ему бы стоило лишь продемонстрировать перед Пилатом какое-то своё чародейское могущество, как он якобы показывал его ранее, - и стало бы ясно, что он крут. Но что продемонстрировал он, – лишь изобличило в нём одного из бессчётных восточных шарлатанов и, скорее всего, душевнобольного. Пусть даже говорил он от чистого сердца и хотел нести людям добро».
Однако ж, верующий христианин назовёт все эти разумные доводы «кощунством» и будет с пеной у рта настаивать, что Спаситель пошёл на крест не по слабости, а во искупление грехов людских, и за это нужно ему поклониться, причём сделать это должны все.
Соответственно, разумному римлянину быстро станет ясно, что христиане – люди, во-первых, иррациональные, а во-вторых, довольно опасные, когда так настойчиво и рьяно поклоняются своему безумию и, естественно, постараются не оставить места никакой другой вере, едва только обретут силу. Собственно, в конечном счёте так оно и случилось. И хотя многим людям Рима было плевать на какую-то ничтожную восточную секту, очередной бзик в мозгах, но многие другие всё же понимали, чем это может обернуться. И потому христиан, в отличие от любых язычников, старались раздавить с той или иной степенью интенсивности.
Но чего не понимали римляне: чем больше этих христианских маньяков возносят на кресты или кидают на съедение львам, тем больше находится желающих разделить ту же участь. Поскольку для людей определённого сорта это всё же слишком заманчивая судьба – претерпеть мимолётное мученичество с тем, чтобы вознестись в Царствие Небесное и вкушать там вечное блаженство. И таких людей много.
В конце концов римляне сдались: признали за христианами право исповедовать свой культ. Тактика «подставления другой щеки» в самом деле оказалась эффективна. Но пусти козла в огород, а христиан в Рим – пиши пропало. Скоро их обнаружилось уже столько, что приходилось считаться с ними как с влиятельной политической силой. Что в конце концов обернулось тем, что Константин принял христианство как господствующую религию.
Нет, конечно, и в те времена, в начале четвёртого века, римский истеблишмент по-прежнему презрительно относился к этой религии «для рабов». Но решил, что, может, она-то и поможет наилучшим образом держать рабов в повиновении? Ошибочка! Она покорила ГОСПОД, превратив их в рабов. И очень скоро – в Риме не осталось почти ничего римского. Вплоть до того, что когда в 405 году какой-то дурной монах полез разнимать гладиаторов в Колизее, а его грохнули за такое хамство, – Гонорий не нашёл ничего лучше, чем запретить игры как "противоречащие духу христианства". Ну и что это, спрашивается, за Рим такой, без гладиаторской резни? Это как Голливуд без боевиков. Унылое говно это получается, а не Рим.
Поэтому не удивительно, что когда в 410 в Рим пришёл Аларих – никто особо не сопротивлялся. Смысл? Рим – христианский, Аларих – христианин. Все люди братья, даже варвары. Империя? А толку в ней, когда повсюду этот маразм! Вполне можно обойтись и малыми королевствами: только-то и разницы, что всяк ближе к королю и меньше налогового гнёта.
Таким образом, в определённый момент Риму оказалась не нужна его империя, а империи оказался не нужен Рим. И сам город, и то, что было сутью римской цивилизации: светскость, рациональность, разумная воинственность. Это ровно те вещи, которые отрицались христианством. Как отрицалось им и стремление к благам мирским, что является главным движителем развития материальной культуры.
Какая, к чёрту, заморская торговля шелками и красками, когда уж считается аморальным стремление к роскоши, а домотканая рубаха на то и домотканая, что её в любой деревне соорудить можно из подручных материалов? Какие, к чёрту, акведуки, когда уж и короли дают обет неомовения, во усмирение плоти? И как вести победоносные войны, если верить в «не убий» и что «варвары – наши братья во Христе»?
Конечно, будучи совершенно несовместимым с жизнью сей, христианство никогда не было верно, ан масс, своим заветам. Но такое положение неизбежно приводило к шизофрении. Ибо невозможно обойтись без шизофрении, сочетая «не убий» и расправы над «варварами» во славу Христа. И когда нынче попы окропляют святой водой танки, идущие на войну, – это всё та же шизофрения. Тут уж что-то одно: либо «подставь другую щёчку», либо – «мочи козлов!» Иначе – неизбежно расстройство рассудка и деградация логики, каковые наблюдаются даже у лучших и разумнейших христиан.
Со временем, конечно, человеческая природа взяла верх и христиане научились сочетать воинственность с набожностью, а блага мирские со своей аскетической религией. Иные крестоносцы были те ещё головорезы, иные папы утёрли бы нос Калигуле своим развратом. Но всё же это извращение как христианского вероучения в своей чистоте, так и человеческой природы. И пока дошли до такого компромисса (не без вывиха мозгов) – возникшая мода на христианскую скромность, естественно, существенно подорвала экономику. Не варвары, не военное истощение, а именно идеологическая переориентация стала причиной того, что люди перестали эксплуатировать рабов, как положено, чтобы получить средства на роскошное житьё. Ну а где нет потребности в роскоши – нет и стимула к развитию хозяйства сверх натурального. Ведь это ж, оказывается, грех – искать себе больше, чем лишь насущно необходимое для жизни, тем более, когда кругом столько голодных и страждущих.
Что ни говори, христианство – всего лишь религиозная ипостась старых-добрых первобытно-социалистических представлений об «общественной справедливости». А приверженность этим внешне высокоморальным представлениям всегда приводит к свёртыванию материального прогресса и возвращению людей к животному, первобытному состоянию «высокой духовности». Отсюда и деградация сначала экономики, а потом всего остального (впрочем, ради справедливости, далеко не везде в Pax Romana эта деградация была такой уж тотальной и разрушительной, поскольку слишком уж мощным было наследие Греко-Римской цивилизации, чтоб извести его подчистую).
Естественно, видя эти опасности, многие умные люди боролись с христианством даже после Константина. Последним проблеском был Юлиан «Отступник», который, конечно, львам христиан уже не бросал, но, кое-какие диверсии против них предпринял. Во-первых, объявил полную веротерпимость (а то мирнейшие христиане, понятно, уже посягали на языческие святыни и норовили растерзать «безбожных» философов). В том числе – позволил вернуться всем прежде изгнанным «еретикам», в надежде, что «братья во Христе», оказавшись вместе, перегрызутся по поводу нюансов своей веры. И эта надежда была небезосновательная.
Кроме того, Юлиан оттеснил христиан от государственных должностей и, что ещё важнее, от преподавания в школах. Ну действительно, если ты презираешь власть земную, – так какого чёрта ты в неё лезешь? А если категорически отвергаешь языческих богов – так как тебе преподавать «Илиаду», где они славятся на каждом шагу? Всё логично.
Но дело оказалось уже слишком запущенным, а влияние христиан – слишком огромным. Может, если бы после Юлиана была продолжена та же политика, христианство удалось бы поставить на место, не дать ему растоптать всё живое вокруг, но продолжена она не была, а христианству была возвращена роль господствующей религии.
Когда оглядываешься назад, порою это наступление интеллектуального убожества кажется неотвратимым, и даже представляется, что Европе в самом деле стоило сполна вкусить и срыгнуть христианство, чтобы двигаться дальше и никогда уже не впадать в иррациональную религиозную мистику. Но всё-таки, думается, было время, когда ещё можно было поправить ситуацию. Где-то во втором веке, аккурат на пике могущества империи при Антонинах.
Ей-богу, будь я на их месте – я бы не доставил христианам такого удовольствия, как вознесение на кресты и травля хищниками. Напротив, я бы всячески их приласкал и даже – признал бы их бога… в числе прочих.
Я бы ввёл его в римский пантеон. Прошу любить и жаловать: Иисус, бог-спаситель, покровитель нищих, грешников и, особенно, падших женщин. Понастроить храмов в честь этого бога (убудет, что ли?), украсить христианской символикой все лупанары-бордели (тогда ещё распятие как символ не использовалось, а хрисмон над портиком, ей-богу, клиентов бы не распугал), устраивать празднества в честь Иисуса с раздачей хлеба и вина (ну а чем он хуже Вакха или Сатурна?)
Заодно – доработать евангельскую легенду. Именно в том духе, что злые фарисеи хотели извести доброго бога, но Пилат, увидев, что тот вполне мил, решил обмануть тупых иудейских фанатиков и лишь изобразил видимость казни. Так евреи остались с носом, что, конечно, во все времена не могло не порадовать остальное человечество. Заказать комедии на этот весёлый сюжет, стишки, там. В общем, концепция – «дружище Христос».
И пусть бы истинные христиане исходили слюной, доказывая, что на самом деле их вера вовсе не добрая и весёлая, а мрачная и унылая, требующая аскезы и отказа от мирских радостей. Пусть бы проклинали эту «святотатственную вакханалию», пусть бы проповедовали свою ахинею. Я б их пальцем не тронул, покуда дело ограничивается проповедями, как не трогали римляне и киников-стоиков, а напротив, многих весьма почитали. Я бы не позволил христианам заполучить ореол «мучеников за веру» этак просто. Но, конечно, если б они посягнули физически на «неправильные» храмы Иисуса и празднества в его честь, – с ними обошлись бы как с банальным хулиганьём, которым они себя и выставили бы в глазах публики.
В общем, думается, в вопросе с христианами римляне малость погорячились дважды. Сначала - преследуя их лишь за слова и тем «распиарив» эту секту, а потом – покорившись христианству, когда оно стало уже тотальным. В обоих случаях им чуток не хватило гибкости и основополагающей светскости. И не нашлось, увы, толкового специалиста по пропагандистской работе.
- Иисус.
